Дураковое счастье—плоское и простое.
Пересчитывать фантики, гукать, пуская слюни,
Да ночами пялиться в рожу лунью.
Суета остальное. А, значит, и знать не стоит.
Сокрушалась, что я не такой, рыдала.
Эскулапы чесали темя, в гармонь — межбровье.
Да пакетик таял, спрятанный в изголовье.
Да платочек линял из яркого в бледно-алый.
Дядя Паша, сосед, о врачах говорил: калечат.
Был непьющий, хозяйственный, крепкий, орешек твёрдый.
Только лезвия глаз на широкой такой морде
Выдавали звериное что-то, не человечье.
Он жалел тебя, ма, говорил, подрастёт мальчишка.
Упираясь в забор, замечал: «Починить бы надо.
Ты читай ему, что ли. В книгах добро и правда.»
И, достав из сарая, протягивал стопку книжек.
Ты читала мне книги, в лечебную силу веря,
Как знахарка в урину и кукурузные рыльца.
Я жалел, что Наташа осталась с безухим Пьером
И понятно же было, Герасим немой—убийца.
И разматывал сопли, плющил сырые губы,
Расканючившись, ёрзал на стуле, на пол сползая.
Я поверить хотел бы в деда того, в Мазая,
Только всё мне казалось, что зайцы пойдут на шубу.
Как исступленно бил молотком по щелям в заборе —
Всё мне слышался звук ударов, впиваясь в ухо—
Как месил сапогами мягкое пёсье брюхо
Этот чёртов сосед. Дураковое горько горе.
Дураковое счастье простое. Мечтаю сильно,
Что когда-нибудь старый пёс оборвёт верёвку.
Ваша книжная правда, по сути своей—дешёвка.
И —в коллекцию фантик. Ещё один. Ярко-синий.