Любаша смотрела на черно-белый портрет Шарлотты Генсбур. «Какая она красивая!» — думала Любаша. Шарлотта была ее кумиром.

— Матерь Божья, — прошептала Люба, разглядывая портрет, — я так одинока. Пусть хотя бы какая-нибудь сволочь позвонит! Хотя бы на сегодняшний вечер. Даже хотя бы и Николай. Я не сержусь на него. Нельзя же, в самом деле, быть такой одинокой в этот дождливый вечер. В эту осень. В эту бл***кую жизнь…

Любаша то ли всхлипнула, то ли икнула, что-то вспомнила и поплелась на кухню. Открыла холодильник. Тут же раздался телефонный звонок.

— Чудеса… Коля, ты? Номер какой-то… Ах, поменял. Да я вот… дома сижу. Чай пить собралась. К тебе? Да не, ну куда я на ночь глядя. Да и погода. Я сейчас с собакой гуляла, там льет, как из ведра. Я промокла вся. Нет, Коля, не могу. Да я не сержусь. Ко мне? Ну я как-то не готова. Ты бы хоть заранее… Честно, тяжелый день был. Я вот чаю попью и спать, вырубаюсь уже. Ну да, жаль. Ты звони. Ага. Давай, не пропадай.

Любаша включила чайник. Мысль ее была спокойна и светла.

— Щас… Побежала. Нет, ну это ж надо! Нет, ну не сволочь? Приедет он. Я вот так всё брошу, побегу в душ, побреюсь, прическу сделаю… Предупреждать за неделю надо, а лучше за месяц. Я б на диету села. Покраситься хотела, вон седина уже лезет. Уборку бы сделала. А то куда? Ну вот куда, квартира же засрана! Да бред вообще. Звонит среди ночи, а я тут в счастье вся прямо ноги раздвигаю. Пошел ты, Коля, знаешь куда? Я не такая. Не дождешься.

Любочка гордо села за стол и занялась чревоугодием. Она была довольна собой. Ей, наконец, стало хорошо. В эту ночь она спала, как убитая.