— Она любила одуванчики, — тихо произнёс он, — даже сажать их научилась дома, в ведёрке.
Я слушаю его четвёртый вечер.
Ему 76.
Он хмур, спокоен, и абсолютно равнодушен к своему скорому уходу.
— Если бы я верил в Бога, то спешил бы сейчас, думая, что увижусь с ней там.
Но я не верю.
И знаю, что не увижусь.
Нам всё даётся только на один раз.
Именно поэтому ничего нельзя исправить.
А знаешь, Лиля, как это — когда всё понимаешь, но ничего уже нельзя исправить? — его на удивление яркие глаза прямо и настойчиво заглянули в мои.
Я спокойно встретила его взгляд, и честно ответила:
— Знаю.
Он помолчал и продолжил:
— Я встретил её, когда тяжело переживал развод с женой… Принимал за большую любовь свою неспособность удержать чужую, на самом деле, женщину…
Не знал тогда, что в любви никого удерживать не надо…
Срывался, упрашивал, долго выяснял отношения… даже покупал, думая, что подарки вернут ту, которая легко перешагнула через все мои унижения…
Дина появилась внезапно…
Умная, нежная, тонко всё понимающая…
Она тянулась ко мне, как цветок к солнцу, а я был очень херовым солнцем на тот момент…
Я брал всё, что она мне предлагала, а взамен отдавал лишь крошечную частицу…
Нет, я не использовал её, уважал, но, как мне казалось тогда, не любил…
Привык считать любовью дозированный доступ к телу, драмы, громкие ссоры и примирения…
Меня дрессировали, как Бобика, а я думал, что добиться хоть дня расположения — большая победа…, м… к…
Дина, без сомнения, всё понимала, но молчала…
Встречала, провожала, отдавая себя без остатка…
Столько нежности, сколько от неё, я не получал и от матери…
Я отогревался, втягивался, но не женился… всё думал, а вдруг вернусь к жене…
И детей не хотел… по той же причине…
Прошло четыре года…
Мы жили, и не жили вместе…
Мне было хорошо с Диной, но я не верил тогда, что любовь может быть просто подарком — вот таким щедрым, тихим, верным…
Нас же учили, что любить — это страдать и добиваться…
Так я и делал…
А потом бывшая позвонила и сказала, что хочет всё вернуть…
Все, с кем пожила, не оправдали ожиданий…
Я рванул…
Да, понимал, что расстреляю сейчас Дину, но как будто войну столетнюю выиграл — меня же выбрали!
Тщеславие своё мужское поскакал тешить…
Одну ночь ночевал я у бывшей…
Всего одну…
Больно побила меня эта ночь, потому что протрезвел я…
Живым взглядом увидел ту, которая была ценна лишь тем, что убегала…
Она вела себя так, словно облагодетельствовала… с полной уверенностью в том, что я пожизненно буду ей предан…
А сама — пустая…
Нет, не скажу о ней плохо…
Просто не моя…
Я уехал от неё утром…
Меня несло к Дине… на части рвало от позднего осознания, что вот она — живая, настоящая, нежная нужна мне…
Очень нужна…
Больше жизни нужна…
Но её не было…
Она уехала, никому ничего не сказав…
Я искал её повсюду, как сокровище искал…
Нашёл через полгода…
Беременную… это был мой ребёнок… сын…
Следующие десять лет были годами стопроцентного счастья…
Его не опишешь, оно во мне…
А потом эта авария…
Дина только получила права, я настоял…
Ехали с сыном с дачи и влетели под большегруз…
Оба сразу…
Жил ли я с тех пор?
Нет, не жил…
Этот рак сейчас не убьёт меня, потому что мёртв я давно…
Я как облетевший одуванчик…
Меня мучит только одно — для чего я остался…
Я слушала его и думала, что, наверное, для того, чтобы помнить…
Нет, не о своих ранних ошибках, а о поздних осознаниях…