Жил паренек, как в скорлупе ореха.
От бед мирских он с детства огражден.
И от забот. И только ради смеха
Обиду нанести способен он.
Ни радости чужие, ни несчастья
Его не волновали никогда.
На боль других, без всякого участья,
Ответить мог:"Подумаешь, беда".
Ему никто не слыл авторитетом,
И сам он стал не нужен никому.
Но не жалел ни чуточки об этом,
Ведь в скорлупе свободней одному.
Он, боли сам не испытав ни разу,
(Там, в скорлупе, и сытно, и тепло)
Не мог иначе, потому не сразу,
Прозрение со временем пришло.
И, мимо проходя чужого горя,
Не мог он сам тогда еще понять,
Что, как дыру спасения в заборе,
Он будет сам участия искать.
Вдруг сразу все вокруг него померкло,
И треснула ореха скорлупа.
Влюбился он, она его отвергла,
А нам известно, что любовь слепа.
Он был сражен. То первое несчастье
Вдруг придавило. Ноша тяжела.
Он начал у нее искать участья.
Она, не выслушав его, ушла.
Был удивлен до крайности:"Но как же?
Ведь больно мне, неужто не понять?"
И тут подумал:"А ведь я вот так же
Плевал в сердца и заставлял страдать.
И как же я не мог тогда представить,
Что будет палка та о двух концах.
Ну как я мог других в беде оставить?"
И слезы появились на глазах.
Шло время, боль его не утихала.
Душа ее к нему не отошла.
Что в армию идти ему — слыхала,
Но даже попрощаться не пришла.
Так и ушел никем он не прощенный,
Ни от кого не слыша добрых слов.
С горячей болью, бедный наш влюбленный,
Ох, сколько он провел ночей без снов.
Он все теперь готов за уваженье
Отдать, но что он мог отдать? Кому?
Деньгами не купить у них прощенья.
Кто даст совет герою моему.
Здоровья, силы — все ему хватало.
Ему бы их на добрые дела.
Он не судьбой обижен, верю мало.
Всех мать нас без рубашек родила.
Все родились простым кусочком мяса,
А доброту приобрели потом.
Или его поили кислым квасом,
А всех кормили птичьим молоком?
Довольно, вижу, что ему не сладко.
Он стал серьезен не по мере лет.
Почти в отчаяньи, на сердце гадко.
Упорно ищет он на все ответ.
Он в долгие солдатские походы
Теперь берет нагрузку за двоих.
с друзьями делит радости, невзгоды.
Их жизнь теперь — его. Его жизнь — их…
Прошли года, вернулся он со службы,
Уехал вновь от дома далеко.
Не получилось с нею доброй дружбы,
Быть рядом и не быть с ней — не легко.
Он трудностей теперь уж не страшится,
Он ищет в них спасение свое.
Ради нее на все готов решиться.
На все, но только рядом нет ее.
Он стал совсем другим. Летели годы.
На севере теперь трудился он,
Где милости не ждут от злой погоды.
И был по прежнему в нее влюблен.
Стал уважаем он. К нему навстречу
Пойдет любая, только подмигни.
«Забудь ее. Зачем ты жизнь калечишь?»
С улыбкой грустною:"Прости. Пойми,
Своим несчастьям сам я был виною.
Я был жесток, любви не заслужил.
Я был другим. Не стал я сам собою
Пока не встретил и не полюбил".
И в тайне от него друзья узнали,
Где та живет, в которую влюблен.
От всей души письмо ей написали,
каким он стал. Не знал об этом он.
Письмо недолго шло до адресата.
Та с удивлением его прочла
И вспомнила мальчишку, что когда-то
Отвергла, за ничтожество сочла.
Неужто изменился он? Быть может,
Письмо писали по его словам?
Задумалась, ее сомненье гложет.
Быть может, сочинил письмо он сам?
А может быть и правда изменился?
Тогда зачем стою, чего я жду?
По молодости лет он провинился,
Сейчас другой, и я к нему приду.
Дает ответ. Подробно сообщает:
Взяла билет. Такого-то лечу.
В таком-то городе пусть он встречает,
Самой мне вас найти не по плечу.
Друзья ему вручили то посланье.
Был удивлен до крайности, смущен.
Все объяснили. Взяли обещанье,
Что встретит он, уж коли так влюблен.
И вот настал тот день, и он в дороге.
Идет навстречу он своей судьбе.
Где на попутках, ну, а где на ноги
Дает нагрузку. Он привык к ходьбе.
Такси к аэропорту подъезжает,
И скоро приземлится самолет.
Их время разделяет и сближает,
И может скоро их оно сведет…
Посадка. Вот и город назначенья.
Сошла она по трапу. Вот вокзал.
И сердце часто бьется от волненья.
Но нет его. Быть может опоздал?
Ждет час, другой. Полсуток пролетело.
Быть может, кто-то глупо пошутил?
Или обида старая заела
И он теперь так подло отомстил?
Проходят сутки. Сердце жжет обида.
Подходит к кассе. Что ж, теперь домой.
Скрывает боль, другим не кажет вида.
Зачем им знать, как обошлись с тобой.
И сквозь туман обиды этой слышит
Фамилию, ее вот там-то ждут.
Она бежит, от спешки тяжко дышит:
«Все объяснит. Сомнения пройдут».
И успевает мысли гнать лихие,
Но нет его. Она его зовет.
За локоть руки вдруг берут чужие
И незнакомец в сторону ведет.
Пытается понять, но все напрасно.
«Кто ты такой? Ответь же, не тяни».
Бормочет он слова свои несвязно,
Что вместе, мол, работали они.
А дальше про какой-то «жигуленок».
Про мартовский ужасный гололед.
Что просто чудом спасся тот ребенок,
А он ее уж встретить не придет.
С разбега смог он оттолкнуть мальчишку,
Да сам вот откатиться не успел,
Ведь «жигули» уж были слишком близко.
А он теперь так сильно жить хотел…
Она в слезах стояла на могиле.
Играл оркестр. Все, его уж нет.
От боли и утраты нету силы.
Хороший человек покинул свет.
Но ведь она его почти не знала?
Нет. Знала. Человека по делам
Узнаешь больше. Будет слишком мало
Знать человека по его словам.
Печально, что его на белом свете
Такого, доброго, уж больше нет.
Пусть доброта его наш путь осветит,
А равнодушье ищет пусть ответ:
Заплачет кто иль нет по ним когда-то,
И вспомнят ли когда-нибудь потом.
Уйдут в небытие они куда-то,
И не помянет их никто добром.
ТАК БУДЬТЕ ДОБРЫМИ ДРУГ К ДРУГУ, ЛЮДИ!
ОСТАВЬТЕ ПАМЯТЬ ПРО СВОИ ДЕЛА.
ПУСТЬ ДОБРОТА — НАШ ВЕЧНЫЙ СПУТНИК БУДЕТ,
И ЕЙ ПУСТЬ БУДЕТ ВЕЧНАЯ ХВАЛА!