— Потому что вокруг столько людей, которые о чудесах, что я иногда и не знаю, что мне с этим делать, и как с ними говорить, да и зачем говорить, если хочется только слушать и обнимать.
Один — носит подкладку из звездного неба под своим плащом, и всегда можно определить, гуляет он где-то, или пришел наконец домой, и повесил плащ нужной стороной, чтоб мы тоже видели звезды. Другой — самый, что ни есть, маяк, как еще объяснить, что когда становится совсем темно и страшно, он умеет так сказать, так улыбнуться или пожать плечами — что ты вдруг вспоминаешь, зачем вообще все это затевал. Третья — сестра южного ветра, теплый рыжеволосый вихрь: лед трещит под ее ногами, куст у дома даже зимой не теряет листьев.
Есть и те, кто готовит кофе для себя и, допустим, для Февраля. Те, кто хранят чувство первого снега, вкус сладкого, уже треснувшего, винограда, или ощущение скорости, равновесие и движение, когда мчишься на велосипеде. Кто появляется — и воздух вдруг наполняется летом: янтарем и липой, или маем: становится легко, будто завтра — каникулы, и впереди только море, друзья и книжки. Есть и те, кто — солнце сквозь витражи, луна, отраженная в соленой морской волне, слово, отогнавшее плохой сон.
Только они сами этого о себе не знают: покупают чай, гуляют с собаками, забывают иногда перезвонить маме, и удивляются чудесам, будто бы они тут ни при чем. Приходят в гости, или обнимают крепко-крепко при случайной встрече:
— Нет, понимаешь, мне даже сложно представить, что все это в самом деле! Это, конечно, многим кажется глупым — в моем возрасте так сильно верить в чудеса.
Я не знаю, что на это ответить, да и нужно ли отвечать. Хочется — слушать и обнимать, и еще — чтобы однажды они в себя поверили с такой же силой.
Из книги «Останется зимовать»