На празднике в Кремлёвском дворце было шумно — бурановские бабушки, перевязанные георгиевскими лентами, танцевали тверк, симфонический оркестр играл мурку, солировал какой-то бодрый поп, в такт потряхивая кадилом, хор МВД рвал гусли и матрицу в тряпки.
Вселенная содрогалась. В зал, гремя брильянтами и скрепами на коронах, вошли представители пенсионного фонда в камзолах, созданных из 560 тысяч австралийских золотых монет. Глава пенсионного фонда залез на трибуну, махнул скипетром и громогласно изрек:
— Друзья, в это непростое время, когда лютует кризис, и всем нам — нелегко, мы принимаем непростые решения. В день социального работника мне хочется ещё раз сделать акцент на том, что простые люди это соль земли, мы трудимся на их благо, они- наше всё! Мы не можем так рано отпускать людей на пенсию, они ощущают себя брошенными и ненужными, чахнут и умирают в муках от безделья, продлим пенсионный возраст до ста двадцати лет!
Раздались громкие аплодисменты, кто-то в углу тихонечко блевал черной икрой.
Послышались залпы роскошного салюта за окном, с потолка на атласных алых лианах свисали голые Джей Ло, Шарлиз Террон и Кристина Агилера, слово взял министр труда и социальной защиты:
— Дамы и господа, я рад всех вас приветствовать здесь в этот праздник. Как здорово, что все мы тут — простые рабочие люди, вот так, бесхитростно, в кругу друзей обсуждаем насущные проблемы. Наша страна имеет великое множество ресурсов. Но главный ресурс — люди. Люди, которые имеют необыкновенный потенциал и могут жить до ста двадцати лет. Ради их блага мы увеличим пенсионный возраст, цены, налоги и штрафы, ибо…
Снова раздались громкие аплодисменты, кто-то шлёпнул официантку по заду и довольно крякнул.
С баяном вышел Газаев и запел заздравную Путину, в которой призывал править царя до ста двадцати лет, все сорвались с петель и пустились в пляс, Лепс, Басков, Меладзе и Бузова кружили в вальсе министров здравоохранения, образования и начальника транспортного цеха. Безудержное веселье достигло пика. В зал внесли легкие закуски: Посередине закусочного зала стоял невероятный стол коринфской бронзы с роскошными золотыми блюдами, в которых лежали жареные слоны и жирафы, погруженные в мед и посыпанные маком. Чуть левее, среди фаршированных фламинго и тушёных носорогов лежали жареные колбаски из новорожденных вомбатов на серебряной жаровне, павлиньи яйца в томате и перепелиные язычки. Министр соц развития сказал строго:
— Я — на диете. — И скромно положил себе в тарелочку почки черепахи в собственном соку, зайцев в перьях, вепря с корзиночками из теста, матку неопоросившейся свиньи,
тушёную акулу, трёх краснобородок и запеченного в слоне львёнка.
— В это нелёгкое время аппетита нет никакого. — Добавил чиновник и протяжно рыгнул.
— А если народ не доживёт до ста двадцати лет-то? Для кого тогда все эти повышения? Ведь мрут у нас люди массово после шестидесяти… — Вдруг спросил шёпотом за столом полковник Миркин.
— Значит, будем откапывать и делать первое внушение, медицина не стоит на месте, ради такого дела и вакцину какую можно изобрести, дарующую долгие лета, нехай работают, arbeit macht frei, труд делает свободным. Это тост! — Громко крикнул кто-то из министров, шумно втянул белую полоску со стола ноздрями, зажмурился и заливисто заржал.