Дождись меня в паре тысяч миль
или парсеков от этой точки,
где все кричит, будто мы — не мы,
где все прицельно, с размаха, точно.
Где бьют легко, легче только спать,
накрыв свой остов линялым снегом,
где каждый новый боеприпас
уже смертельно коснулся неба.
Дождись меня в паре теплых рук —
такая мера намного дальше,
дождись, когда я опять умру,
с последним словом довоевавши,
а после сплюну и закурю
с ухмылкой черта и ликом Будды,
безумно тренькая декабрю:
«Мы будем завтра. А завтра будет?»
Дождись, но я прошу — далеко,
не здесь, где сам я жду над глаголом,
когда из носа вдруг хлынет кровь,
и запах мира потянет болью.