Есть у меня одна смелая теория. Причём, настолько смелая, что обнародовать её боюсь. Сам-то я — не из смельчаков.

Между будущим и прошлым перекинут шаткий мостик — настоящее. Так и болтаемся на этом хлипком сооружении, пока в резерв ни переведут.

С трудом, но вспоминаю, как в детстве пешком под стол ходил. А там — темно и страшно. И зачем, спрашивается, ходить по таким неприятным маршрутам?

В тишине всегда охота заорать. Чтобы знала тишина, кого бояться.

Не бойся показаться смешным. Пусть над тобой смеются. А когда смех стихнет, возьми и громко засмейся последним. И получится, что все, кроме тебя, смеялись нехорошо.

Если долго и пристально всматриваться в бездну, то обязательно разглядишь дно. А если бездна начнёт вглядываться в тебя, то вовремя показанная ей фига, быстро отобьёт всякую охоту всматриваться.

Каждый человек заслуживает, чтобы его уважали. Заслуживает, заслуживает, но порой так до уважения и не дослуживается.

Какую правду можно отыскать в этом насквозь лживом мире, где даже сырники делают из творога, а не из сыра?

Очень меня злит, когда от работы отвлекают. Прямо очень, очень. Поэтому по возможности стараюсь не работать. Праздношатающихся и праздноболтающихся везде полно. Постоянно так и норовят от работы отвлечь.

Словарный запас у меня довольно большой. Но звуковой запас намного больше. И остаётся целая куча звуков, которые в слова никак не запихнуть.

Хорошо быть нервным и злым. Все вокруг разговаривают вполголоса и ходят на цыпочках. А вот добродушному плохо живётся. Даже голуби стараются прицельно на голову нагадить.

Есть у меня один чудесный план. Но чтобы его реализовать нужен другой конкретный план, которого пока нет. Но в планах есть.

Нам скучать некогда — еле хандрить успеваем.

Проблемы начинаются там, где кончается везение. Поэтому до конца везения лучше не продвигаться, а держаться подальше от границы.

Достойно встретить старость — это салютом, который произведён при помощи пороха, который ещё есть в пороховницах.

Нельзя особо доверять внутреннему голосу. Во внутренних органах, типа, кишках там или гландах, он ещё может и разбирается. Но по тому, что снаружи, — вряд ли большой спец.

В критической ситуации оптимист считает, что не так всё плохо: вот-вот подоспеет выручка. И пессимист думает, что не так всё и плохо по сравнению с тем ужасом, который очень скоро начнётся.

Если постоянно учиться на ошибках, то со временем на всём остальном учиться разучишься.

Трудней всего, когда другим легко, а вот тебе и не сказать, что трудно, но не так легко, как остальным.

Трудно и глупо верить в лучшее. В самое лучшее и так миллионы верят. В такую очередь пристраиваться бесполезно. А в средней паршивости лучшее гордость верить не дозволяет.