Мне давно хотелось написать немного прозы — ни о чём — просто для себя. Чтобы не надо было в ней пытаться решать мировые проблемы, страдать, даже, возможно, думать… Просто идти за строкой, за новым героем — далеко-далеко, в город, в ночь… И я пошёл. Пока я услышал только первые отголоски, некоторые краски этой истории, но она уже начинается. Итак,

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Как ты узнал, что я замужем? — спросила она меня сквозь слёзы, сидя на широкой гостиничной кровати. Потом подтянула к себе свои остры…
… показать весь текст …

Если ключ подошёл к замку — перестань проверять другие. Не откроешь чужих дверей, ну, а если — лови свинец. Будет память твоя тиха и бесшумна, как ностальгия, как обманутый легион, морем пойманный наконец. Когда я подхожу к тебе /отшлифованный веком прошлым, я — подогнанный под размер, но, как прежде, ещё стальной/ голос крови поёт во мне: «да всё можно тебе, всё можно… пока эта открыта дверь, пока бог говорит с тобой».
Отвоёван давно восток, но с востока уходит солнце — /не держи — обожжёшь лад…
… показать весь текст …

Выключи свет, чтобы мог я тебя увидеть
Зрением волка, полным зрачком Луны —
Эту религию можно открыть и выпить,
Выкрасть у бога чашей живой воды.
Город стремится к лесу, а лес — к обрыву
/эта прогулка сроком на сотню лет/.
Надо ли биться с тёмной и грозной силой,
Если за ней неизбежно стоит рассвет?
Семьдесят рек этой ночью текут по венам,
Виден под кожей синий исток строки…
Прямо за дверью мир невесом, неведом —
Выпей же зелья, следом за мной беги.
Эта религия будет простой и звонкой:
Будем смеяться — будет смеяться бог,
… показать весь текст …

Серебро к серебру… Это старый и вещий закон —
Меч стремится к мечу, и монеты звенят друг о друга…
И серебряной нитью все раны затянет нам вьюга,
И завяжет на сердце невидимым, прочным узлом.

Серебро к серебру… Отраженья пустынных зеркал,
Где двоится Луна, луидором французской таверны…
С этим профилем гордым, к Земле обращённым надменно,
С неизменным вопросом: нашёл ли ты то, что искал?

Серебро к серебру… Это старый и верный пароль…
Так белеют виски, так снега заметают страницы
Зачарованной сказки… которая полночью снится,
Когда звёзды срываются, падая в снежную соль.

Дантово озеро, Рейлевы острова —
Не останавливай память, предвиденью не завидуй.
Я выбираю жизни, а ты — слова,
Алые буквы, язык королей и мимов.
Где нас настигнет встреча, в какой стране?
Что будет в моде, что завтра поют в капелле?
Сколько таится ангелов на игле,
Той, что сошьёт одежду для менестрелей?
Мне неизвестно. Я помню всегда одно:
Дышишь — срывай всё, что можешь сорвать до ночи —
Маски, плоды /виноградную гроздь «мерло"/…
Всё, что таинственно /всё, что так сильно хочешь/.

Ты это вспомнишь, когда я сожму ладонь
… показать весь текст …

Расскажи мне наутро, кто ты на самом деле?
/я закрою все двери, выключу молча свет/.
Тебя мог бы создать только седой Гварнери,
Но вот только Гварнери больше на свете нет.
Расскажи мне неправду, выдумай титул, имя —
Я услышу за ними всё, что мне нужно знать.
Пусть закончится пьеса, кофе двойной остынет,
Только ты не сдавайся. Ты продолжай играть.
Кто-то падает снегом, кто-то дождём на город
В этот сумрачный холод прямо из райских кущ.
Ты упала страницей, странницей тёмной Торы,
Бог твой мне неизвестен, молод и вездесущ.
Я смеюсь потому, что не верил в закон Ньютона:
Всё, что билось со звоном, падало только вверх.
… показать весь текст …

Те, которые носят костюмы, говорят о жестокой войне… Те, что утром задраили трюмы, чтобы вечером вскрыть «Божоле», спешно выпить за души убитых /если выпил — то, стало быть, чист/… Те, которые в сводках открытых не читают, что сводки про них — это мы, патагонское племя, нацепившее ризы богов, множим страшное, дикое семя на ладонях шести островов. Континенты смещаются к югу, рвёт экватор смеющийся бог и Бетховен последнюю фугу выдыхает в туман городов.
Завтра всё будет белым и чистым, пепел скроет все наши грехи: будет мальчик склоняться над Листом, будут девочки ноты просты. На рождественской синей открытке снег сойдёт на торжественный мир /может где-то замечется Шнитке белой бабочкой квантовых дыр/.

И надев дорогие костюмы, и на стол водрузив «Божоле» — не узнаем вовек, что безумны… мы, стоящие в общем костре.

Стоя пред вечным классическим выбором: ночь или день —
Выберу ночь, за наличие волчьего солнца.
В небе висит этот маленький верный кремень —
Высечешь искры и рифмами город зайдётся.
Нежными стонами взятых войной Vis-A-vis
/слово — оружие, побереги же патроны/.
Выстроен город на острове нашей любви,
Не удивляйся, что пишущих здесь — легионы.
Время поэтов стоит на карманных часах —
Этот классический выбор: стареть или биться
С маленькой стрелкой, что делает выпад впотьмах,
Ассо, туше — но сумеешь ли ты защититься?

Как ненавязчив мотив твой, пластинка-Земля,
… показать весь текст …

Ночь была длинной — всё пеплом покрыто и пылью.
Встанешь наутро и вряд ли узнаешь свой дом:
Что было мёдом — то стало хвощём и полынью,
Глазом вороньим, чужим любопытным зрачком.
Выметен пол, словно скошено в августе поле
Грозной рукой иноземных и злых косарей.
Только роса багровеет на узком узоре
Острых как бритва, но всё-таки медных ножей.
Медь покрывается патиной, ржавчиной, тьмою…
Быстро стареет, не служит, как прежде, увы.
И утекает однажды горячей рекою
Прямо под землю, из дрогнувш…
… показать весь текст …

К ноябрю наступает однажды такая ночь,
Когда ты понимаешь, что, в общем-то, не всесилен.
Не трави себя лирикой, истиной не морочь,
Им цена — десять талеров, двадцать прожжённых гривен.
Когда холод вползает в дом твой тугой змеёй,
Пробираясь под свитер тварью слепых и падших,
Я хочу одного: оставайся в ночи со мной —
Белым маленьким берегом, девой из Эдды младшей.
Это всё, что мне нужно, когда отцветёт кипрей
И накроет ладонь моя мир облетевший, серый.
Я скажу тебе тихо только одно: «Метель».
И пусть падают ангелы с неба без всякой меры…

Сменишь меня на посту, когда я упаду в небеса,
В омут Луны, в бесконечный колодец тумана?
Я не возьму ничего, кроме памяти странной —
Помнить лишь то, что однажды открыла строка.
В венах твоих тот же холод — кристаллы зимы,
Ярче которых найти на земле невозможно.
Всё проверяется снегом, летящим к подножью
Вечно стоящей у самого края скалы.
Биться со злом — лишь утопия, громкая ложь…
Бейся с собой. Не сдавайся на милость ослепших.
Сонной толпе, убивающей звонких и вещих,
Надо ли мстить? Остальных же буди и умножь
Всё, что сказал я, когда наступила зима,
И окрестил меня омут летейским забвеньем.
… показать весь текст …

Где тебя спрятали, грешник, в какой тюрьме?
Я обошёл все моря, провалил все явки,
Выслушал Грига, Корелли, Бизе, Массне,
Прозван был бесом, отступником, павшим, падким.
Странной судьбой обречённый на хлеб и лёд,
Разве скулил я, взывая к тебе шакалом?
Только волчонком, который открыто ждёт
Битвы и смерти, когда остального мало.
Где тебя приняли так, что который век
Мне не найти отголоска твоей кантаты?
Падают с неба и манна, и мёд, и снег —
Что мне до них, если ты обрубил канаты?
«Радуйся малому…» — к чёрту твои слова!
Карты, мундиры, моря, океаны — клетка.
… показать весь текст …

Это призыв к революции. Стой и молчи.
Бьются на зимнем ветру ошалевшие флаги.
Всё, что сегодня я тайно доверю бумаге,
Завтра окажется явью одетых в плащи.
Их не возьмёшь ни тюрьмой, ни сумой, ни чумой:
В пятницу крестят таких не водой, и не маслом —
Красное — белым, а белое — царственно-красным,
Тоненьким лезвием, взрезанной алой строкой.
«Точно не выживет» — скажет холёный партер,
Громко зевнёт на галёрке уставший от пьесы.
Лишь инквизитор, в горячем предчувствии мессы,
Тут же припишет мне паро…
… показать весь текст …

Расстегни мне рубашку до третьей, смотри в глаза —
Вероятность того, что я выстою так ничтожна…
/Ты на пятом ходу неуверенно бьёшь коня,
На шестом я уверенно чувствую эндшпиль кожей/.
Не играй со мной ночью — ночью черным черно,
Мои тёмные пешки чутко стоят у двери.
Нелинейная Дама в сливочном кимоно —
Я готов проиграть, не дойдя двух шагов до цели.
Чтобы снова увидеть, как ты, склонясь ко мне,
Расставляешь фигуры, веришь в победу правых…
Пока черный король, улыбнувшись тебе во тьме,
Не предложит сыграть без мастей и одежд — на равных.

Расстегни мне рубашку до третьей, потом я сам.
… показать весь текст …

А потом он закрыл на щеколду дверь… Опрокинул забытый в прихожей виски. Город падал, слегка наклонясь, в метель — точно так же, как он — запредельно низко. За пределом царил абсолютный ноль, перевернутый мир отдавал фиксажем, передержанной сепией ныла боль, но темнела легко, обратясь винтажем. И, пока проступали Её черты в ядовитой воде сто второй попытки, он отчаянно был с тишиной на «ты», с этим стареньким шкафом, пустым и зыбким.

Дует мистраль — поднимай паруса и цены,
Я же пока соберу этот мир в рюкзак.
Чтобы сбежать, как сбегает из рая пленный,
Если в раю до расстрела всего лишь шаг.
Платье твоё будет серым в глухую клетку,
Я же надену мундир, что прострелен был.
Просто беги, пока чёрт не поставил метку,
В вены не впрыснул крови, взамен чернил.

Там, на краю, тебя встретят Ремарк и Лорка,
Фрида коснётся кистью твоих ресниц.
Я догоню, освящая полынью горькой,
Эту дорогу с десятком библейских лиц.
Только не верь ничему, что расскажет осень,
… показать весь текст …

Отчего ты живёшь вот так, точно следом всегда погоня? На предплечье пылает знак, тот, что каждый поставить волен — вечный Рарог, устав от битв, бродит в шкуре лесного волка. И предплечье твоё горит, если день проведён без толку. Если ты не отвёл беду, если знахарь не смазал рану, повторяя, сломав стрелу: «Что ты снова смеёшься, странный?»… Если рыжей ведуньи дом ты объехал с молитвой тихо — это значит в росу кольцом закатилась удача лихо.
И не надо себя беречь, и не надо смотреть на север — там погоня, чужая речь, ночь горит, как сушёный клевер. Как хороший десяток свеч перед ликом того, кто загнан… Можно сдаться, упасть на меч, на копьё — и да будет сага!
Но пока ты идёшь — иди, пусть предплечье горит и ноет. Бей добычу, пиши стихи, пока жив ты — твой бог на воле.

Гофмейстер ударит жезлом —
Откроет Вольтер глаза,
И голос часов железных
Признает, что ночь пришла.
А я, повинуясь крови,
Открою тебе секрет:
Над нами сто метров моря,
И Франции больше нет.
Италии нет и Рима —
Распят под водой весь мир.
У чёрта дрожит рапира —
Кто будет тягаться с ним?
Безлюдно земное блюдце,
Что было полным-полно…
… показать весь текст …

Как смешно иногда бывает, когда скажут тебе, что Бог — это место восточней рая, заповедный такой мирок. Это белая плащаница и раскрашенный в срок апрель. И спасённая Им девица — та, что в косы вплетала хмель. Я не то чтобы очень падок на серьёзных бесед измор — кто здесь прав, если сотня схваток не обрушит сплошной забор, за которым таится чудо или вечный постыдный страх: разузнать от кого, откуда этот А. убежал впотьмах? /Пока Е. воровала осень, и срывала её с небес так, что даже у Бога проседь…
… показать весь текст …

Небо лежит у меня в кармане.
Кто самый смелый? Иди, достань!
Звёзды мерцают в открытой ране.
Лают собаки. Молчит звонарь.
В чёрном пальто целый мир упрятан —
Кто самый меткий? Иди, возьми!
Сгинул во тьме и второй, и пятый.
Сто двадцать первый — вперёд смотри.
Братом ли был для тебя Сальери,
Был ли ты братом кому-то сам?
Белую скрипку, под вдох Гварнери,
Жёг ли ты в поле, как старый хлам
Лишь оттого, что не нёс в кармане
Бога и небо, и сотню звёзд,
… показать весь текст …