Это история вряд ли уже про нас,
это — про них, про тех, кто прошёл по дну.

Осень им дарит новые имена, титулы, титры, какой-то другой финал, вечно растущую в тёмных зрачках луну.
Кто-то сидел на дубу да играл в судьбу — кто перекован, о том мы теперь молчим. Было достаточно не предавать тропу, но осень пришла, приказала тебе «забудь» — ты отступился, и больше неразличим. Эта история пишет о нас сама: алый октябрь ложится под снежный бинт. Это — про тех, кто не знает: идёт зима.
Тебе — остаётся по кругу сходить с ума.
Дна испугавшись, все время сходить с ума:

недосказал,
недовыбрал,
недолюбил.

В осень отпускать себя легко
бабочкой с чьего-нибудь плеча.

Ты ещё не заслужил покой, рыцарь без брони и без меча.
Ты ещё не заслужил приют на постели мягкой снеговой.
О тебе как о живом поют, значит, ты пока ещё мне — свой.
До весны — три жизни без огня, помощи, услужливых речей.

Осень превращается в меня.

В бабочку простую на плече.

27.09.17

Ощущение осени стынет в пустом бокале,
отзывается эхом восточных сердечных камер.
Были странники — стали герои и побратимы.
Ощущение осени в каждом непобедимо.

Городами далёкими скоро в нас выйдут люди,
и на сердце распишется каждому автор судеб.
Посмотри номерок на билете, езжай по кругу.
Ощущение осени выбрало нас друг другу.

Если вспомнишь, на полном ходу обхвати перила
за секунду до нашей встречи /считай — до взрыва/.
За секунду до взрыва /считай — нашей первой встречи/
ощущение осени встретит нас на конечной.
… показать весь текст …

В городе с тенью клёнов или платанов осень едва ощутима, всегда спонтанна. Птицы на проводах — узелки на память,
идёшь и считаешь, что при себе оставить. В улицах с вечно певучим эстрадным тембром сложно забыться, легко не сбиваться с темпа плиток, шагов, трамвайных путей по кругу. Хочешь сбежать от себя — поверни за угол. Юг обнимает за плечи — сентябрь жаркий. Нет ни навеса, ни тени, ни дня, ни арки, где можно стоять, если время бежит не с теми. Хочешь — молчи, пока вечер не опустеет. В городе света и тени, фонарных льдинок всегда различаешь, кому ты необходима.

Но осень плетёт паутину в оконной раме.

И ты просыпаешься
в зимнем
чужом
и странном.

13.09.17

Пропади оно пропадом: пробки и сквозняки.
Этот вечный мейнстрим, жизнь расписана по часам,
где в любом не касаешься нужной тебе руки, сохраняя внутри разговоры и голоса.

Осень как меланхолия. Каждый твой шаг шуршит, воздух ломким стеклом, стрекозиным сквозным крылом
чуть подернулся дымкой, и, кажется, ни души не встречается больше и встретиться не могло.

Называть твое имя в звенящую пустоту, не хранить поцелуй на обветрившихся губах,
потому что тебя никогда не бывает тут. Никогда. Я стара…
… показать весь текст …

Предаваемый бог подносит ладонь к огню,
потирает ладонь, он привык, он давно привык.

«Вы не знаете, почему я всегда вам снюсь? Потому что однажды мной оказались вы».
Он смеётся сквозь слезы, смеяться сквозь них — закон, если сердце, людей не вычеркивая, хранит.
И жалеет их, гордецов или дураков, — потому что в какой-то момент он и есть — они.
Предаваемый бог не надеется, что поймут, кровь давно не пугает привычного видеть кровь.
«Вы не знаете, почему на дорогах муть? Потому что вы сами покинули тёплый кров».
Сколько будет осин на пути у вас и в груди. Сколько будет ещё для ладоней моих огня…

Что ж ты плачешь, Иудушка, что же ты — бог простит.

Выбираешь осину — проси о ней не меня.

Воздух вздыхает, рассеивает туман,
тянет слезливой дымкой за горизонт.

Можно любить, сходить от любви с ума или шагать сквозь город в сухой сезон.
Туда, где на коже ее разливают лён и платье звенит, доставая ей до колен,
где каждый прохожий похож на усталый клён, мечтающий в море покинуть древесный плен.
Ласкаться к ней, словно кольца ее руки, бросать свои корни, как якорь в морскую гладь.
Чтоб вся она — косточки, ямки и синяки — полуденным зноем на тело твоё легла.
Чтоб вся отпечаталась. И пересохшим ртом ловя через ткань проступивший под ней сосок,
ты чувствовал, как замирает над животом одно из тебя воскрешающих южных солнц.

Время играть в моряков, доставать до дна. Читать в ее родинках тайну упавших звёзд.
Море к закату нагреется докрасна, к ночи остынет и выльется в лунный мост…
… показать весь текст …

Слоны моей армии в солнце палящем спят.
По трещинам кожи стекает небесный зной.

Под августом реки опять повернули вспять, и несколько лет показались обычным сном.
Сколько с тех пор утекло за края воды, чтобы опять через август пролиться здесь.
Город твой пахнет осенью: сырость, дым, город сдаёт позиции что ни день.
Я прикажу своей армии жечь костры, выжечь до чёрного клетки календаря.
Слоны моей армии снятся мне до поры, но больше про сны тут ни слова не говорят.
Осень придёт с востока,…
… показать весь текст …

Мои растерянные вокзалы, мои пустые аэропорты.
Всё, что, не высказавшись, вонзалось. Всё, что давалось трудом и потом.

Всё это, в общем, — почти молебен, когда от нежности сводит горло.
Целую крылья — летящим в небе.
Мне возвращенным — стелю платформы.

Во время словно воткнули спицу — и колесо его, звякнув, стало. Письмо кончается, лист исписан, а я про главное не сказала.
Про то, как куришь, не сразу дышишь, не сразу видишь знакомый выход, и мир становится тише, тише, пока не вымрет в сплошное тихо.
Пока тебя забирают рейсы — я отправляю тебе по почте простые глупости: «выспись», «грейся» — дрожащий, теплый, спешащий почерк…
И в тишине этой учащенно ты бьешься громким, упрямым счастьем.

Аэропорты мои, о чем я?
Я жду. Нам столько еще встречаться.

что сказать тебе, верный? у августа в узелке — горный воздух и тайны, не узнанные никем, капля моря в кулоне, отмель и моряки ловят в сети приплывшую осень и огоньки.

что с нас брать, мой свободный? мы счастливы и вольны подхватить свое солнце с бегущей в ладонь волны. заводить свое сердце, настраиваться на такт, жить у склона небесного, пальцы переплетать.

кто в нас август переключает, как светофор, — дым зеленых вершин, кнопка «выключить телефон»… сеть рыбацкая ловит осень, горят огни, и покой вековой ни измерить, ни объяснить.

что сказать тебе, названый мой, что тебе сказать? у небесной зари догорает огонь в глазах, у морского бога — август на языке, наши тайны, еще не узнанные никем.

Я забросил о чем-то просить или повторять,
непослушные буквы имени ставить в ряд,
объяснять им разницу, чувствовать холодок,
просыпаться и знать, что никто из них не готов.

Я хочу стать бессмысленно падающим песком, по которому ходят зажмурившись, босиком,
кроной клена, где август свивает своё гнездо — и не думать, к чему любой из них не готов.
Стать бы горной грядой, чередой площадей и дней, наслаждаться, что я абсолютно отныне нем,
наслаждаться, что счастье не стоит теперь трудов — и забыть, почему никто из них не готов.
Нет прекраснее речи, чем полная немота. Гаснут звезды в воде у скалистого края рта.
И пространство зияет божественной пустотой.

Я сказал бы тебе, но ты все ещё не готов.
… показать весь текст …

Входит в город твой медленный караван —
к сердцу замка дорога твоя течёт.

Ты так долго для стражи искал слова, что их точно осталось наперечет.
Ты ругался с богами песчаных бурь, пил дыхание самой незлой зари, чтобы я на краю замирала «будь, я сама стану с вечностью говорить». Что ты помнил в пути про мое лицо? Сколько чувствовал тяжесть меня в шагах? Я два раза успела надеть кольцо, ты бы мог стать мне братом, отцом, ловцом песен юга, что город тебе слагал.

Что я знала, глядя, как длится…
… показать весь текст …

Север близко, с тобой недолго танцует лето —
пара слов, запятая, последний его созыв.

Никогда не дразни того, что идёт по следу, ведь оно неизбежно сильнее тебя в разы.
Бросил кости — и жди, как судьба отзовётся хрустом, на холодной земле ни пещеры, ни даже рва.
Север слишком легко вычисляет слепцов и трусов, чтобы кто-то из них дольше должного выживал.
Кости катятся, на краю замирает лето, холод Севера обрывает звено цепи.
Очень скоро ты встретишься с тем, что идёт по следу.

Очень скоро.

Скорей, чем думал.

Не оступись.

Я была одной, а стала совсем другой,
если ты со старым — то это не разговор.

Как в ушко игольное, медленно вделся год, как до ясной боли сделал меня живой.
Мы лежим на дне вселенной, как в рюкзаках, говорим о дне, не думая об одном.
Я всегда чуть больше верю своим рукам, чем словам, которым многого не дано.

Ноль часов, чужих, чреватых сойти на нет. Нет на то, что чревато, чужое, не по часам.
Двадцать семь горячих солнц ты смотрел на снег. Снег растаял в одночасье, теперь ты сам.
Самый правильный словарь — на изгибах тел. Ты не выучил языка и утратил свой.

Если ты о том, как страшно нести в постель
пустоту внутри, то это — не разговор.

Ходишь собранный, пробираешься к ним по скалам,
смотришь, как их, неладных, затягивает в пучину.

Говоришь им: «Какого лешего! Мать искала!..», выбираешь из них колючки, шагаешь чинно.
Милый мой, эти скалы не просто куски ландшафта. Эти камни не просто так здесь лежат повсюду.
Те, кто учатся их перекладывать, будут в завтра, из сизифовых комплексов выйдут в простые люди.

Мать раздаст подзатыльников, хлеба и сказок на ночь. Утомленные за день увалятся спать в чем были.
Ты достанешь им звезды из внутреннего кармана, оберегами сложишь в рюкзак, отряхнешь от пыли.
Объяснить это сложно, поскольку все слишком просто: верный путь без подсказок нашаривают руками.

Я часами сидел, чтоб однажды сложились звезды, —

И раскладывал камни.
… показать весь текст …

Сегодня листву не колышет, ты дышишь тише,
ты режешься о согласные, как о бритву.

Вселенная не мешает, поскольку слышит, как тебя вдоль рассекают иные ритмы.
Вписаны в шарж апрельской архитектуры, мы продвигаемся к летнему коридору.
Зелень, сквозняк, повороты, мы много курим — дым заменяет нам сложные разговоры.
Дым затемняет нам лёгкие эпизоды, каждому добавляя локальной драмы.
Зимы уходят, откашляв итоги года, чтобы представить улучшенную программу.
Сегодня мы клинопись мшистая меж камнями, мы затхлая влага подъездов, открытых веснам.
Колючий ольшаник из мыслей в молчащей яме, царапая нас изнутри, дотянулся к звёздам.
И мы, размотав колючее и больное, надеемся на понимание или жалость.

Все ледяное оттает.
Потом заноет.
… показать весь текст …

Время горячего — сердца или глинтвейна,
тёплого, влажного шёпота меж лопаток.

Мы могли стать героями книги, прожить мгновенно, мы могли спать спокойно, поскольку не виноваты.
Простучав эту жизнь каблуками о мрамор лестниц или пальцами, как на печатной машинке старой,
мы могли бы очнуться однажды на мокрой летней нашей общей веранде клубящимся чайным паром.
Виноградной лозой. Кем угодно и чем угодно. Преломлять, как две призмы, друг в друге любовь на блики.

Завтра утром наш город проснётся от нас свободным.

К сожалению, это значит совсем безликим.

мечешься иногда беспризорным тузиком.
общаешься в лучших с отборными проститутками.
четче бреля о шлюхах все сказано только музыкой.
казалось бы, ради чего ты сидишь тут сутками?
пятишься, в пятый угол все ставишь время им —
как табуретку: присядут или повесятся.
они косяки объясняют своим старением,
дождём, недосыпом и прочею околесицей.
будешь им лестницей в небо, шутом и умницей,
пока самого не стошнит этим «слишком вы везде».
вон — люди как люди, автобуса ждут, целуются,
а здесь каждый день головняк, шапито на выезде.
и этот присел, но страхуется, держит мхатища
такие, что не свидание — спячка, лежбище.
… показать весь текст …

Она звучала и замолчала — такое, впрочем, бывает тоже. Ее, как лист на ветру, качало — она бледнела: улыбка, кожа, потом неровной вдруг стала поступь, когда не в ногу шагала с ровней. И мир был мал, не хватало роста, и все тревожней сдвигались брови. А между складками (две насечки) легло, затихло заметно глазу, что ей беспомощно стало нечем глотать тоску, отвечать на фразы, держать удар и лицо, смеяться, очароваться происходящим. И цепь неловкостей и простраций ей стали тягостью в настоящем. Она молчала, не став счастливей с чужой подачи «вот так жива ты».

И так бывает. Лист гложут ливни
и смотрят в окна невиноватых.

19.10.16

Забываешь, кто ты такой, кем ты был таков,
за каким тебе звук глухой или честный вой.

Ходишь куклой безликой, болванчиком, дураком. Замираешь от страха: заметят, что ты живой.
Говорящему выйдет самый последний срок. На молчание слишком высокий теперь тариф.
Погружаешься в мысли, как пальцы — в песок сырой, и опять в тебе стынет зажатый руками крик.

Завтра, завтра ты будешь смелым. Дождись утра. Привыкай, как сквозь пальцы уходят в песок года.
Завтра, завтра… ты просто болванчик, немой дурак.

И молчание не кончается никогда.