Время почти нелинейно, идёт непросто:
что-то размыло границы, и мы поплыли.

Мы кутались в зиму, сердцем кормили монстров, мы перегрелись, выгорели, остыли.
В городе тихо — только дожди по листьям. В оставшемся сердце живут семена и всходят
переболевшим,
новым,
несмелым,
чистым
солнцем на изменившемся небосводе.

Говорят, поэт — товар поштучный.
То, что оптом, — это не поэт.
Тут, конечно, каждый знает лучше,
что ему подходит, а что — нет.
Кто-то шпарит лирику покруче,
кто-то давит из других слезу.
Но поэт не очень-то изучен.
Меньше, чем примат или грызун.
Кто-то сам себя целует в попу,
в этом убедительней других, —
и попробуй, гаду, не похлопай,
если в этом он прикольней их.
Кто-то на кулак мотает сопли,
кто-то неумеренно жестит.
… показать весь текст …

Вот идёт предрешенность, в молчание плавит золото.
Год назад мы столкнулись практически в невесомости, городской суете, в перекрёстке от общей памяти. Дочертили друг другу крылья, чтоб вновь расправить их. Часовые дождя небо лили весной на голову — разлетались по улице капли, плащи и голуби. Расходились попутчики, тропки, часы и мнения — невесомость хранила нас в первом прикосновении. Год назад мы столкнулись при уличном наводнении, в каждой ломаной линии — наши сердцебиения.

Мое золото, ты стал главным моим молчанием.
Предрешенностью встречи, загаданной на прощание.

24.02.18

Люби меня, пока мы на земле,
пока любовь сильнее прочих сил.

Что стоила бы рукопись в золе, когда ее никто бы не просил?
Все нужное оставив на потом, мы исчезаем, равные нулю.

Я здесь пока, и если ты готов,
успей сказать мне: «Я тебя люблю».

12.02.18

это просто такой опешивший день недели,
вековая усталость, отчаяние эмпата.
недоразвитость, умещенная в чьем-то теле,
выливается в скудоумные постулаты.
кто обрезал вам крылья, вселенную и дороги,
если все, что творить в себе здесь, вы решили сами?
неужели «убогий» значит ещё «у бога»,
или это — уловка, которая не спасает?

это просто набат, временны’е удары гонга,
и плохая душа хорошей души не стоит.

торжество
незначительности
… показать весь текст …

Научи меня не бояться. обнимать, как в последний раз.
Мы — тепло бесконечных станций, пыль дорог на семи ветрах.
Я держусь за тебя так цепко, так сливаюсь с тобой в одно,
Что объятия — это центр, укрепляющий шар земной.
Научись становиться ближе, подходить, замедляя шаг.
Кто-то замер из нас, чтоб слышать, как другому легко дышать.
Кто-то первый решил быть тенью, чтоб другому не быть в тени.
Мы — лишь множество совпадений, притяжение или нить.
Я люблю тебя безысходно — значит, выхода не и…
… показать весь текст …

злость приобретает форму незаконченных рисунков,
непризнания в надежде, нежелания признаться.
мы знакомы много жизней, не высчитывай их в сутках.
я за них тебе простила даже холод интонаций.
береженный дольше дышит, не деля с любимым воздух —
вот что стало с нами в прошлом и продолжится в грядущем.
в незаконченном рисунке по задумке были звезды.
а под звёздами могли бы… впрочем, так гораздо лучше.

16.01.18

Из океана, из тёмных его глубин
мы выплывали к песчаной полоске света.

Когда «нелюбим» приравнивалось к «убит», водные девы шептали «не слушай это».
Из каменных башен, страшных не наших снов вырвались птицы и разлетелись эхом.
Когда кто-то пел, что мы ляжем на это дно, мы отвечали звонким счастливым смехом.
Мы превращались в тени, тащили сеть, тёплыми пальцами грели морские капли.
Нет ничего страшней, чем простая смерть — разве что смерть, разыгранная в спектакле.
Мы выходили в светлое из глубин, вода отступала с ненужным нам больше сором.

Они говорят «не люби», я пою — «любим».

Мой внутренний голос слышнее любого хора.

Что я хочу себе подытожить
в моем с рождения декабре?

Я проходила по бездорожью, хранила сердце в стекле морей.
Бежала счастливо к перекресткам, ныряла молча в осенний мрак.
И в каждой смерти светили звезды, поскольку можно не умирать.
Я и болею, как будто в школе: дня два желательно не ходить.
Мои любимые из уколов — уколы жизни в моей груди.
Мне так же грустно, смешно и звонко — смотря какой выбираю ритм.

Я — барабанная перепонка,
и мир звучит у меня внутри.

Ещё декабрь, любим и прожит, уложен в каплю из янтаря.
… показать весь текст …

Мы долго жили на верхней ноте, на магистралях, внутри дилемм. Я знаю все о твоей работе, сердцах на взводе, последнем взлёте, когда отказывают в руле. За эти годы, пути и выси я научилась разоблачать. Не надо песен, не надо писем — на обороте нам мастер высек, кому нас вовремя получать. Такое дело, на небе праздник, и всем раздарено по ключу. И старый мастер смеется, дразнит, что мы похожи, но мы — для разных.
Людей, часов, городов и чувств.

Открываешь себя окном в говорящий мир,
разделяешь на адресатов полночных чатов.

Отвечай, отойди, отвоевывай, обними — каждый выберет верные путь и координаты.
Ординатор вбивает буквы, рябит экран. Мы друг другу давно — и диагнозы, и медкарты.
Досиди со мной потихонечку до утра, пережившего не эпидемию, так инфаркты.
Я любила тебя — то ли вечность, а то ли час — у врача, к сожалению, был неразборчив почерк.

Акушеры за жизнь цепляются и кричат.
Новое утро рождается в срок и молча.

Как предают человеческое в зверином,
я различаю с первого сбоя сердца.

Наша порода гордых непокорима. Вольным от воли совсем никуда не деться.
Ты ли забыл, что время течёт дорогой, делится только на равных, любимых, кровных?
След потерявший, имя мое не трогай. Я не нуждаюсь в сердце, стучащем ровно.
Сказки твои стелют жёстко метелью белой. Тёплую нежность наспех в колючем прячут.
Что ты запомнил про верность мою и смелость, если солгал, что они ничего не значат?
Будешь, бегун, беглец, обходить лесами — не уповай на логово и дорогу.

Однажды отрекшись, не смей и смотреть в глаза мне.
Захочешь меня — даже имя мое не трогай.

Ты, кажется, плохо подумал и не учёл, как
вырастают смешные девочки с глупой чёлкой
в совершенно особых, разных и умных женщин.
Вырастают — и верят сказкам твоим все меньше.

Выбирай себе имя, Пигмалион и Гумберт: пубертат вырастает в гордость и кривит губы. Пару лет он читал твои детские книжки с полки про любовь через время, лолит и степного волка. Пару лет он вопил, истерил, загибал страницы, выдыхал тебе: «это про нас, посмотри, как птицы характерно летят, как судьба нам дарует случай. Н…
… показать весь текст …

Который год мы движемся насквозь —
зелёный ждём, пренебрегаем красным.

Адепты колдовского ничего, творцы своей иллюзии прекрасной.
Из камня поднимая города, растапливая так, чтоб ныло сердце,
мы тянемся по вечным никогда, не успевая сбыться и согреться.
И кто из нас другого обманул? На ком вина, а кто вином напоен,
когда с вершин в такую глубину всегда, срываясь, падают по двое?

Что я теперь могу пообещать, врастая в осень каменной руиной?

Прощаться, запретив себе прощать.
Пусть время проверяет, что — едино.

Моя история не кончается,
давай напишем ещё главу.

В ней будут соль, белый ветер чаячий, происходящие наяву.
И броши звёзд, и, приколот звёздами, пылает дикий и лунный диск.
В конце всё будет мной просто роздано, поскольку главное — впереди.

Мне стало скучно, как ты по случаю подстерегаешь мою печаль.
Глава дописана, выйди в лучшее. Сумей хоть что-то один начать.
А у меня будет то реальное, что ночью спит на моем плече.

Финал главы помнит нас детальными:
несостыковки, дороги дальние…
… показать весь текст …

Похоже на затяжной непонятный сон:
в нем Гюльчатай не показывает лицо,
первый учитель становится подлецом —
а все, что ты понял, основано не на фильмах.

Ты пробегаешь себя за главой главу,
видишь предательства, счастье и рандеву,
знаешь сценарии, «господи, я живу —
хоть иногда и бывает невыносимо».

Время тебя принимает в свою орду,
годы целуют, люди — годами ждут.
Безликие рассыпают беду по льду,
но к тридцати ты умеешь не брать чужого.
… показать весь текст …

Без пятнадцати осень в погребе.
На чердак со своими сказками
не пускают, сказали: выросли,
не топчите, куда вы лезете?
В городах твоих — наводнение,
в городах моих — новолуние.
И с чего мы вообще подумали,
что друг в друге найдём союзников?
Из простых вычитая лишнее,
ты, конечно, не понял главного.
Как твой внутренний рыцарь сумрачный
обернулся обычной дурою.
Ни намёка тобой не понято,
ты вообще не читал, о чем это.
… показать весь текст …

Прошлой осенью, соблюдая закон приличия, мы почти не коснулись чужого сердцебиения.

Не пиши мне теперь пуще прежнего и обычного.
Не читай меня дальше до полного обнуления.

Отыграв эту сцену на бис, опуская занавес
тёмной шторы цвета полнейшего одиночества, повторяй себе, что ничего не начнётся заново — и особенно, если боялся, что все закончится. В эту осень тягучую сердце совсем сургучное — отпечаталось даже то, что никем не сказано.

Не читай про себя несбыточного и лучшего.
Не пиши мне, что этого лучшего не заказывал.

Закрывая окно цвета северных диких сумерек, никогда не испытывай к прошлому прежней жадности.

Ты ведь будешь мне не писать о своём безумии?
… показать весь текст …

Не бойся, не думай о том, что нас будет ждать,
не верь, что финал оговорен и однозначен.

Все наши истории, люди и города, когда-то смешавшись, сумеют звучать иначе.
Представь, что ты вышел однажды в такой астрал, открыл часовой, неизведанный нами пояс,
где каждая мысль и каждая связь остра, где ты покупаешь билет на возможный поезд
и едешь сквозь осень, подводишь в ней механизм — и стрелки послушно считают часы до встречи.
Представь, что однажды ты просто выходишь из всех мер и систем, чтоб меня обнимать за плечи.

Не бойся, что будешь обыденным и простым, наскучишь мне, пережитый, и станешь прошлым.

Мы просто не можем пройти с тобой и остыть.

Любой из нас лжет, если знает, что будет брошен.

Ни черта это не стихи. Это нас с тобой
разбивают часы, заглушает ночной прибой.

Разделяют людские помехи и рассинхрон так, что каждый другого слышит наоборот. Это странная кинолента из дней и дней, где мы ходим, и каждый по-своему глуп и нем. Где внутри так жестоко ссорятся голоса, что ни слова друг другу вслух не дают сказать. Я дошёл до тебя, до души, острия ножа, чтобы знать, как друг друга не вычеркнуть, не сбежать, как обида не вытесняет собой любви. Никакое из проявлений такой любви. На…
… показать весь текст …