Сегодня все будет по-другому:
босые ноги, танцующие на деревянных досках,
новые занозы, новые движения, новые формы,
ласковая девочка, встающая с улыбкой мостиком.
Стеклянные стаканы на столе с крошечными ромашками,
стеклянные и такие звонкие — вплоть до музыки.
Ласковая девочка на траве в моей белой рубашке,
пятна света на простынях и наше супружество.
Сегодня все будет по-другому, я обещаю.
Знаешь, такая свобода — описываешь словом,
но этого мало, продолжаешь жестами и молчанием,
а ноги на досках танцуют — красиво и ловко.
Мы забываем вчерашнее. Мы учимся новому.
Сегодня мы встанем рано и посадим дерево,
… показать весь текст …

Беги за своей жизнью:
по прибрежной полосе, промочив ботинки и джинсы,
мокро шлепая и не пытаясь казаться мужественным;
по лесу, на замшелой ветке мимоходом повиснув,
поболтав ногами над зеленым гобеленом сущего;
по обочине трассы, где обычно никто не ходит,
но машины стучат сердцами техногенного века;
по кобыльему крупу какой-нибудь шаткой лодки,
постигая на ощупь способность возвышаться над реками.
Беги за своей жизнью:
растирай пальцами иглы, пачкайся смолами
ощетинивших гектары почвы высоч…
… показать весь текст …

Я пришел к тебе художником,
я принес четыре ахроматические краски,
мольберт,
мастихин,
мурашки на руках
и абстрактный формализм поэзии,
но ты была холстом с уже написанной картиной:
силуэты людей на вечерней улице,
расстояние между которыми стремительно сокращается,
и освещенные фонарями силуэты домов,
кажущиеся абсурдными и лишними на фоне огромных чувств этих маленьких людей.
Синее настойчивое желание побыть в одиночестве
и акварельный шепот:
«догони меня на этой чертовой пустой у…
… показать весь текст …

Давай жить у моря?
Сорвемся сейчас же.
Ты русоволосой русалкой побудешь,
с руками, как волны,
с глазами, как чаши,
с чешуйками света — по образу чуда.
Мы будем одеты в рыбацкие сети
и пену.
Мурены совьются в браслеты.
Давай жить у моря, у тысячелетий
большого прибоя, песком перепетого.
Все будет твоим:
из ракушек матросики,
цветной разнодневности полный садок
… показать весь текст …

Ты боишься стен, ты боишься их высоты
и их плотности, за которой ничего не чувствуешь:
ни пространства неба, ни запах молодой сосны,
ни увиденного в книгах большого речного устья.
Ты боишься запертой двери, ты сидишь на полу,
прижимая к груди колени и тихонько воя.
Ты боишься своих друзей и своих подруг,
потому что они забывают в тебе живое.
Ты сидишь на полу, уязвима и далека,
ты хотела бы убежать, но ты просто женщина.
И тогда я говорю: «В тебе есть река.
Не бойся стен, ибо ты убега…
… показать весь текст …

Ты влюбляешься медленно.
Сначала в ту невесомость себя, которую чувствуешь, лежа на моих руках.
Потом ты начинаешь любить уверенность в том, что я поймаю тебя, когда ты падаешь.
Ты влюбляешься в нежность обращенного на тебя взгляда, когда спишь,
влюбляешься в образ неодиночества и сожизни.
Ты влюбляешься в мой вопрос после долгого дня «когда ты домой?»,
потому что я признал твоим домом собственное пространство,
ранее принадлежавшее только мне.
Ты влюбляешься медленно, влюбляешься в части…
… показать весь текст …

Разденься.
Сними глянцевую обложку «прекрасного человека без недостатков» или «прекрасного человека с милыми и очаровательными слабостями», которую используешь, чтобы заставить других любить себя.
Сними бронзовые латы своей правоты, обнажи для меня маленького человека с удивленными глазами, не знающего, что ему делать в этом сложном и неопределенном мире.
Сними с себя даже самообман, потому что конфетти продажи себя в своих лучших чертах, облепившее кожу — это то, во что тебе хочется верить с…
… показать весь текст …

Дождит.
Дождись, я скоро буду.
Дожить?
Успеем, не спеши.
Дождит.
И дрожь по амплитуде
растет, сбивая дождь с души.
Дождит, дождит.
Дожги былое
и выходи гулять под дождь,
ведь даже он чего-то стоит,
когда ты так кого-то ждешь.
Дождись.
Должник твой задержался,
… показать весь текст …

Вне зоны. Пикает рассудок каким-то монотонным звуком,
и провода под толстой шкурой опять запутались в комок.
Вне зоны. Голос электронный, хоть ты сегодня убаюкай
меня, хохочущего дико и бледного до самых щек.
Вне зоны. Не звони, не надо. Я выбросил вчера мобильник:
разжал ладонь. Он долго падал. Так долго падал в грязный снег,
что снег в ногах успел растаять и оголить вокруг могилы,
что постарели в небе птицы и кончился спешащий век.
Вне зоны. Значит, есть та зона, которой я всегда очерчен,
в которой мне невыносима горячечность твоих страстей.
Вне зоны едкого рассудка, вне зоны чувственного смерча.
Вне зоны связи наша близость. Вне зоны. Не грусти о ней,
а лучше пей и пой, как раньше, срывай другие телефоны,
как вырванные вместе с корнем цветы — и волоки домой,
… показать весь текст …

Едва рассветало. И было так рано,
что думал — да я не встану,
но в дверь постучали — тревожно и рвано,
нечаянно и обмануто.
Открыл — там туманы, глаза и осанка,
тревожная грустная тайна.
Пришла самозванно, представилась Анной
и мне показала раны.
Ах боже мой, девочка, кто так с тобою?
Глаза стекленели и стыли.
Стояла она и казалась пустой,
пустой, отвлеченной, бессильной.
Но в той пустоте было столько от Бога,
от радости и печали —
… показать весь текст …

Она предлагает мне сладкий имбирный чай в маленькой украшенной цветами чашечке;
она предлагает мне свое медленное вялое время — простое, правильное и солнечное, похожее на кусок янтаря с застывшим очертанием чего-то прошедшего внутри;
она предлагает мне покорное согласие с каждым словом — не потому, что она действительно согласна с моими словами, просто они для нее не имеют значения, значение имеет только необходимость самого моего говорливого присутствия в ее жизни;
она предлагает мне свое м…
… показать весь текст …

Мы на кухне.
В небе — солнце,
небо — в легких, под костями,
собираем джаз по нотам,
собираем жизнь горстями.
И казалось бы — так мало:
чашки, стены, лица, кухня,
все обыденно, банально,
да и кухня — развалюха.
И казалось бы, сейчас нам —
встать и выйти за границы,
исписать стихами город,
разлететься на частицы,
побывать на каждой крыше,
… показать весь текст …

Так холодно… Нет, это не погодное,
не климат, не сезон, не ртуть в стекле,
а просто мир стелился раньше нотами,
теперь же стал грязнее и грустней.
И холодно — какое-то духовное
предчувствие Борея и борьбы,
а, может быть, темнеющей за окнами
бессмысленной, безрадостной судьбы.
мы гоним этот холод — и он катится
как будто бы по всей Земле,
во всем
лишь снег и снег,
ни четкости, ни разницы.
клянемся мы в тепле и снег клянем,
… показать весь текст …

Город станет седым. Для тебя — подвенечным нарядом.
И по узкой аллее, под марш созревающих звезд
Я тебя поведу к алтарю первых дней снегопада,
Я останусь с тобой в белом танце раздетых берез.

Одиноче… ночь за ночью. Одиночи у меня —
спирт и прочее, а впрочем,
если точно,
если строчно,
если яростной пощечиной —
ночь принадлежит теням.
Значит, тень.
Я тень отныне,
баритон глубоких ям.
«я» — пустыня на латыни,
простынь с пятнами — «я»
или
нет во мне любого «я».
Тень во тьме — ни глаз, ни груза
… показать весь текст …

У нас разные страсти — там, где ты плачешь от боли,
я стакан дофамина — залпом, и бью об стену,
там, где ты рвешь на части сердце — я кардиолог,
опускающий руки в алый пульсар вселенных.
У нас разные страсти — пластиковые, клыкастые,
если хочешь — бей, это будет хотя бы честно,
но ты смотришь злыми глазами: «как скажете, мастер»,
в каждой новой фальшивой улыбке пропадая без вести.
У нас разные скулы, бедра, разные строки,
но мы ищем упрямо сумму, сродни единству
одинаковой пустоты в городских новостройках,
занимаясь любовью почти что самоубийственно.
У нас разные полушария, разные кресла,
и по коже такая связь — не теплом, а искрами.
… показать весь текст …

Когда душа — уже сплошной синяк,
приходишь к мысли, словно к горизонту:
по сути, мы футляр из кожи для
неразрешимых контроверз. Неразрешенных.
Тогда читай. Лечи словами ум
и говори, рассказывая душу,
как у обрыва над рекой сосновый шум
или как вирус капельно-воздушный.
Тогда пиши, и может быть, как знать,
ты перепишешь жизнь свою в заметках:
такая власть историку дана —
все было так, как скажет он об этом.
Ты перепишешь жизнь. Изменишь вид,
обличье, форму, стиль, портрет и имя —
… показать весь текст …

Два человека идут за спиной домов,
это, должно быть, мы — посмотри на них:
город за ними бежев и остороморд,
два человека на фоне больших руин.
Между пластмассы, камня, фастфуда, плит,
листья, мусор, машины пиная ногой,
два человека почти уже не видны,
то есть забросаны рынком, ларьком, фольгой.
Два человека на мокрой сидят земле,
вжавшись друг в друга и упираясь бедром
в часики, в лесенки, в пепел, в окопы, в клей,
в ядра, в озон, в резонность, в резину, в хром.
То есть два тела — мягких, теплых, живых,
втиснутых в угол, в процент. Два тела — у ног
… показать весь текст …

Мы вдвоем живем в одной комнате. Это весело —
находить в кровати голую твою заспанность,
чтобы ангелов не смущать — одевать в поэзию,
то есть на небоскребы рифм на горбу затаскивать.
Наша близость не в слабом чахлом конспекте по Гегелю,
и не в том, что я под одеждой ношу твой крестик,
не в строение мозга, не в химии, не в молекуле,
она в том, что однажды мы с тобой плакали вместе.
Она в том, чтобы встать с утра и идти на цыпочках,
и тем самым чуткий утренний сон не встревожить,
изумрудной кровью травы всю рубаху выпачкать,
но поймать тебя в поле — легкую, без босоножек.
Ближе к вечеру просто так обменяться душами,
просто так, понимаешь? Как будто бы нет барьеров.
… показать весь текст …

На теле твоем ночь. Она в лопатках
и выемках ключиц. Она бессмертна,
а если видеть суть — она перната,
как ястреб на старинном гобелене.
Ночь — ястреб. Или хищность твоих пальцев
с моим воображением играет,
как только переходят за двенадцать
все стрелы мира. Верно, дорогая?
И мы с тобой, лежащие нагими
на космосе, в сознании зачатом,
двумя полуголодными прямыми —
дихотомия одного гештальта.
Над нами ночь. Сейчас это не важно —
я изучаю ртом асимметрию
… показать весь текст …