Рябь

* Керчь *

все расходится рябью, словно волны бегут от берега.
в каждом — юном и взрослом — растет в глубину истерика.
успеть бы построить дом, посадить бы дерево,
а рожать — только в светлое. только. без оговорок.
боль всегда одинакова — три тебе или сорок,
боль всегда расходится рябью, как волны с берега.
сберегать — это вышняя сила и пик проклятия,
каждый может отнять береженого, просто взять его,
был и нет; и как же прожить с этим — без понятия.
боль всегда стережет на углу не готовых к встрече.
… показать весь текст …

Все, что было однажды важным,
переломится в октябре.

Мною сложенный зверь бумажный отлежится в глухой норе — тоже сложенной мной, картонной (для отхода нужны пути). В этой осени монотонной нужно только не пропустить перемены — бумага стерпит. Ей привычно уже терпеть. Хуже новой бумажной смерти — лишь в реальности та же смерть. То, что было однажды важным, в осень спрятаться норовит. И поэтому зверь бумажный в нору прячется от любви. Только сердце — не из картона, где бы ни был — оно с тобой. Я давно уже знаю, что нам стоит скрыть от себя любовь.

Мною сложенный зверь бумажный с кем бы ни был — всегда один.

В октябре это все не важно.
Важно сердце в его груди.

Мы такие смешные, и счастливо нам, и странно, ждём от родственных душ комментариев в инстаграмы, помним лето в деревне, и бабушку, и оладьи, все умеем, но сами с собой иногда в разладе. Мы на нервах, на месседжах, сами с собою в чатах — сохраняем, находим, храним в себе отпечаток, сохраняемся сами на цифру и в чьем-то коде. Мы живые, цветные, и время сквозь нас проходит. Мы целуем в лицо, а нельзя — так целуем снимки, с телефонами засыпаем к утру в обнимку. Со стихами, словами чьими-то, сказкой на ночь и реальностью с постоянной припиской нано-. В каждой кнопке и каждом пикселе — мы повсюду, современные, но такие простые люди.

Будь со мной, просто будь со мной, если экран погаснет.
Только так все, что мы сотворяем здесь, — не напрасно.

9.10.18

Это сказка — попробуй однажды не отключиться,
не напиться рябиновой крови в ее страницах.

У предзимья меняется привкус, архитектура: дым въедается в небо сразу, когда ты куришь,
и клубятся по небу тучи, свисают низко. Не зима — ключевая глава уже очень близко.
Это текст: фонарей отточия, шрифт решеток, это сказка, переходящая в долгий шепот.
Это древняя ласка, иная по силе дикость, не иди ко мне, не иди ко мне, не иди ко…

Это шкуры, косматая шерсть индевелых сосен.
Это сказка. Глава четыреста двадцать восемь.

28.09.18

Как ты выйдешь вон из моих золоченных слов,
из моих предсердий, северен и сердит,
ледяная тишь моя будет всегда колоть чем-то острым в левой части моей груди.
Не могу ни уйти, ни тебя попросить уйти, ни тебя отпустить, ни просить тебя отпускать.
Будто просто кто-то решил нас переплести, чтобы мы не знали, что делать потом и как.
Я привыкла, что ты неизбывно живешь внутри, что тебя ни вынуть, ни глубже в себя воткнуть.
Потому повтори,
повтори же мне,
повтори,
почему и за что т, а к ты любишь меня одну.
Если больше не пересилить твою любовь и не выжечь тебя, и не вырезать изнутри,
я привыкла. Я знаю, как жить с этим. Бог с тобой.
Но всегда говори,
говори о ней,
… показать весь текст …

В одной минуте, в каждом долгом дне,
сомнениях, метаниях и прочем
есть время быть в целебной тишине, загадывать, чего ты точно хочешь.
В любой момент есть силы на любовь, особенно — когда она повсюду.
Принять себя, пойти с самим собой, беречь своих, которые не судят.
Все правильно: отдельно взятый миг необходим нам в жизни для чего-то.
И в каждом оживает новый мир, и оживляет, и гудит, как соты.
Такое человечье волшебство, любой души простой и теплый слепок.
Чтоб каждый день творить из ничего историю простого человека.
В одной минуте, в счастье и делах, тревоге, что в груди порою бьется,
любой из нас — обычная пчела.
Но приносящая на хрупких крыльях солнце.

10.09.18

Ночь заплетает сумраку теплые косы, приговаривает: «А вот я в твои двадцать восемь разливала по склянкам август, варила осень и сушила орехи на зиму — класть в пирог».

Сумрак в косу втыкает перо, и блестит перо,
если ветер качает со скрипом верхушки сосен.

Ночь поглядывает наверх, где скрипит сосна. Говорит: «Спи спокойно, скоро уже весна, потому что она внутри осени рождена, видишь — сосны уже об этом тебе запели».

Сумрак слушает музыку сосен в своей постели и мечтает, чтоб музыка длилась еще и в снах.

— Правда, бабушка? В самом деле?
— Да, в самом деле.
— А другие деревья пели?
— Еще не пели. Сосны первыми каждую осень поют для нас.
… показать весь текст …

На погоду обостряется мелкобесье,
на луну выходят звери по зову крови.

У меня же — заводь лучистая, сон полесья, тишина, которую мне удалось настроить.
Хрустнет ветка, птица прыснет, кусты качнутся; жизнь кипит, забегает рябью в волну покоя.
На погоду обостряются нынче чувства, на луну — тихонько сердце под вечер колет.
Я хожу, тишину расправляю, сушу в ней травы, выбираюсь к заводи молча играть с лучами.
И лучи мерцающей стайкой, смешной оравой золотую пыль в воде для меня качают.
Кто войдет со злом — пойдет в тишине кругами, заводь мрачная, хмарь осенняя, лихолесье.

Если ты с любовью, то тишина — другая.
Проходи, посидим у воды на закате.
Здесь я.

Говорили о темном, пока наступало светлое.
Принимали белый, пока отступало чёрное.

Мир дарил нам знаки, прочерчивал путь кометами, мы читали знаки, мы были в нем звездочетами.
И пока вода в Неве снова станет рисовой, и пока в земле семена прорастут озимыми, светлым цветом преображения говори со мной, от печали чёрной светом опять спаси меня. Через нас прорастали жизни, порою странные, невозможные, сопричастные, не напрасные. Пустота остаётся историями и шрамами, горечь памяти придаёт вечный…
… показать весь текст …

Виноградные косточки, сизые гроздья в солнце —
на свету видно каждое сердце в хрустальном шаре.

В каждом сердце такое счастье сегодня бьется, что никто нам уже оставаться в нем не мешает.
Мир становится осязаемым, ждет прохлады, и прохлада спускается полночью заоконной.
Небо к вечеру персеидами будет падать, а рассветное солнце прорвет его темный кокон.
Август вырос на год, дал нам выйти в большое лето, где звенят, переполнены светом, тугие гроздья.
И сегодня в сердцах столько памяти и ответов, что от этого мерно густеет вечерний воздух.
Виноградные косточки, солнце в шарах стеклянных. Мир становится тайной любви, не открытой всуе.

Наше хрупкое счастье бывает непостоянно.

Только жизнь продолжается.
Дарит его.
… показать весь текст …

Внезапное письмо Доу

Я и сам иногда не верил себе подолгу.
Примерялся, чтоб не делить себя на куски.

Иногда приступ нежности делал меня подонком, если был предназначен для чьей-то чужой руки.
Иногда я ревел от счастья, был центром боли, умещал в себе столько, что прочим не унести.
Если я убивал, то всегда убивал любовью — и себя, и других, чтоб на равных ложиться в штиль.
Иногда я молчал, иногда говорил часами — но ни то, ни другое мне выдохнуть не дало.
Потому что никто, появившись, не исчезает — и молчания так же мало им, как и слов.
Мне везло: я имел равновесие, был нам осью и, наверное, не обделял никого в правах…
Только в каждую остервенело-шальную осень к этой нежности добавлялась ещё глава.
К безысходности добавлялась ещё такая, у которой был отсвет все новых любимых глаз.
… показать весь текст …

Капитан, разлюбивший море, не терпит суши. На груди твоей камень морской, а под этим камнем — сердце раковиной шумит мое имя, слушай,
слушай,
слушай меня,
не касаясь меня руками.
Лето — клетка, восточный город, жара и влага. Жизнь без моря понизила скорость до стойких сорок. И душа превращается в парусную бумагу, капли букв проступают из каждой солёной поры.
В каждой вспененной ссоре, оборванном разговоре, каждом «лю…», перебитом внезапным порывом ветра ты живёшь, разлучённый с морем, забывший море, пропитавшийся влагой морскою до миллиметра. Пот солёный, слюна солёная, губы сушит.
На спидометре — сорок и синь сквозь дыру в заборе.

Капитан, разлюбивший море, теряет душу.
Но под камнем, в груди твоей — я.
Значит, море.
Море…

27.07.18

Я хожу без страховки с факелом надо лбом
по стальной струне, натянутой между башен,
когда снизу кричат только: «упади»
© Вера Полозкова

Расскажи мне о небе — мне больно жить на земле
без страховки и мыслей, что я полечу когда-то.
Говори со мной долго, как будто бы я ослеп и не вижу шагов, что отмерили секунданты.
Жизнь всегда не о том, если ты в ней как литгерой ранен или в живот, или небом Аустерлица.
Расскажи мне о тех, кто с разбега нырял порой над могучим обрывом, совсем не боясь разбиться.
Расскажи мне земных, кто однажды обрёл баланс — я ни в тех, ни в других полноценно ни разу не был.
То ли жизнь так учила, то ли смерть меня берегла.
Я всегда остаюсь между твёрдой землёй и небом.
… показать весь текст …

Очевидцы истории часто врут,
по другому смешивая детали.

Правда есть, но у правды — характер крут. И особенно — если ее достали.
Я живу как в кино, как на сцене клоун. Выходила вчера, говорят, что завтра.
И читают, читают со всех сторон переписанный текст мой себе на завтрак.
А у правды характер — вести на фронт, заходить неожиданно в лоб и с тыла.
Вот они и трактуют наоборот пару важных деталей — чтоб лучше было.
Не лекарство — какой-то елей, бальзам льют на сердце себе: «А на самом деле…».

Правда лечит. Но легче закрыть глаза.
Сочинив уже после — что подглядели.

В центре лета, как росток, завязался голос.
Взял пять капель солнца, воды и немного почвы.

Ты приходишь с ним уязвимой, открытой, голой к тем, кто вещий голос услышать однажды хочет.
Сны становятся былью, часы — придорожной пылью. Город листьями укрывает просящих тени.
Теплый голос поет про то, что в себе открыли те, кто не удивляется магии совпадений.
В частых солнечных каплях, почти золотых частицах распускаются ноты, цветут вечным летним соло.

Этот голос помнит, как просто освободиться.
Потому что умеет быть уязвимо-голым.

Чувство берега совершенно,
если двигаться против шерсти.
По куриным божкам раздали
все, что сыпалось на детали.
И заря занималась чушью,
если весла сушить и слушать
распашные пустые бухты,
под конец выдыхая «ух ты».
Чувство берега в нас когда-то
разложило любовь на даты,
к именам приписало литер,
все кругом — бесконечный 3,14тер,
бесконечный звездец у моря.
Вечер тучами всхарахорен,
… показать весь текст …

Когда на город опускается гроза
и даже воздух тяжело и душно за…
…мерцает небо, я хотел тебе сказать,
но не успею, если это все прольётся.

(Хотел сказать, что ты красивая, как солнце,
с рассветом грянувшее в длинный тёмный зал).

Мы так смелы, пока нас не смело,
пока небесный не забрал своё весло,
пока ветра одежду треплют зло,
мы так целуемся на каждом перекрёстке,
что даже воздух замер, даже воздух
так раскалён, что в нас белым-бело.
… показать весь текст …

Как здорово, что всё не упирается в любовь —
иначе кем бы мы друг другу стали?

Две пыльных статуи на ветхом пьедестале, два ангела из стали, две медали.
Мне кажется, мы до смерти устали друг друга убивать наперебой.
На перебор заходят две строки: как хорошо, что мы больны не нами,
что мы больны не нами и легки, как новое, как песня, как цунами.
Как те, кто никогда и не узнает, как тяжело однажды стать таким.
Как правильно не дергается бровь от прошлых писем, показных поступков.
Как хорошо, что абоненты недоступны,
и свет весенний где-то в трёх минутах,
где нас найдет взаимная любовь.

Спасибо за осадок или муть,
за вовремя задернутые шторы.

Есть время для того, чтоб одному шагать с небес в распахнутые штормы. Кормой в шторма нырять, и пить до дна стихию эту, химию молекул.
И выплывать, и быть одним из нас — обычным одиноким человеком.
Спасибо, да, я рыба, я плавник. Я сник, но, оказалось, ненадолго.
Поскольку плавники, по сути, нить морской воды удерживают в доках. Чтоб после — с днища лодок отошла, оторвалась от этих поцелуев.
И там, где был древесный старый лак, оставила слюну свою морскую.
Я рыба, я плавник, я человек, частица в мутной жидкости стакана.

Спасибо, что поднял меня наверх
и что столкнул в глубины океана.

9.03.18

Мы шли из тьмы, мы брали свет взаймы,
мы пили боль, а вкладывали душу.

Апрель открыл нам окна из тюрьмы, и мы шатаясь выбрались наружу.
Кто с жаждой петь, кто — с камнем на плечах. Кто ждёт тепла, кто требует наживы.
А в глубине мучительно молчат все те, кто в нас пока остались живы.
И ночь берет своё веретено, и, словно нить, наматывает тени.
Апрель открыл нам светлое окно, чтоб мы дошли до дня перерождений.
Я помню этот путь наискосок, я слышу много от вчерашней боли.
Любой из нас однажды видел сон, где все кошмары лечатся любовью.
Где весь кошмар — остаться тишиной, узнать, что нас давно не существует.

Теперь апрель зажег для нас окно,
где мы воскреснем в чьём-то поцелуе.
… показать весь текст …