И рыцари, и бабочки, и звери —
У Брейгеля затейливые сны.
Как после них Адаму встать с постели?
Как Еве дотянуться до луны-
Антоновки в саду седого предка?
/Который век наследства не видать/.
На дверь давно старик поставил метку
И алую сургучную печать
На рай и ад, на запад и на север —
На вс;, что умирает и жив;т…
Бежит по клавишам Мария Карл фон Вебер,
И время временам теряет сч;т.

Что сделал я с тех пор, как канул в Лету
… показать весь текст …

Эполеты жгут плечи, как будто бы в мире декабрь…
Я устал от всего, но особенно — верить в приметы.
Скоро выпадет снег, и античность предстанет раздетой,
И прикажет палить из орудий седой коннетабль.

Мне же хочется крикнуть: «Откройте пошире глаза!»
Но мой город безумный беспечной Венецией бредит.
Это множество масок, закрытая линия рта —
Исполняется точно сценарий чужих интермедий.
Это тёмная магия, красная-красная ртуть…
Если выпьешь её — будешь слышать призывы Аттилы.
И пойдёшь, куда скажут,…
… показать весь текст …

Bonsoir… Улыбнуться и падать… ночь за ночью в карминовый свет,
Одинокую злую усталость разбросать, словно горстку монет —
По бульвару, по берегу Сены, по туманной ладони полей,
Напоив старым рислингом вены, и коснувшись закрытых дверей.
Ты жила здесь когда-то со мною, белых клавиш касаясь легко,
И аллегро царило с тобою, и анданте сияло светло…

Сквозь витражные окна лишь тени в этом доме скользят и скользят,
И старинные сбиты ступени, и от прошлого ключик не взят…
Bonsoir… Улыбнуться и падать… ночь за ночью в карминовый свет,
И измученных клавиш усталость слышать снова сквозь кружево лет.

Небо Вальхаллы темнее, чем Дантов ад.
Воинам крепче спится в такой ночи.
Утром проснёшься — под звёздами будет сад,
Стол и вино: пей и смейся, потом молчи…
Кубок за кубком — забудешь былую жизнь,
Шрамы затянутся, боль упорхн;т с плеча
Маленькой бабочкой /только е; коснись —
Мир распад;тся, потом не найд;шь ключа/.
Слава Богам! Этот ключ тяжелее гор,
Древних развалин, суровой чужой скалы.
Если ты даже бессмертный и гордый Тор —
Мир обратит тво; сердце в щепоть золы
В этот четверг. Или позже — как…
… показать весь текст …

За одну чужую тайну люди выбалтывают сотню своих.

Отойди от окна, если я покажусь на дороге.
Мимо тёмных столбов не пройти мне неузнанным тьмой:
Этот вечный конвой мёртвых сосен, высокий и строгий,
Неизменно стоит и стоит у меня за спиной.

Спрячешь в ворот шинели и вдох, и отрывистый выдох
/Ледяная зима на Руси неизменна вовек/.
Даже если июль, то в лесах, вороньём не обжитых,
Он лежит. Этот белый, безумный, безжалостный снег.

Отойди от окна. Пусть никто не узнает, где спрятан
Драгоценный алтарь моей дикой, холодной души.
Всё идут и идут всле…
… показать весь текст …

Какое оружие Вы предпочтёте в четверг?
Но думайте быстро — я в пятницу буду застрелен.
Мне нравится падать в объятья вечерней метели
И новенький «Ульбрих» ронять в обезумевший снег,
На белые простыни стелющей жёстко Невы
/Я стелющим мягко по пятницам просто не верю/.
Что может быть хуже, чем жизнь толщиной с эпопею,
С уснувшим героем в краю сто десятой главы?
Тот край нерушим, чёрно-бел, не подвержен греху.
Туда попадёшь и забудешь, конечно, как звали.
Забудешь про всё, что сияло на кончике стал…
… показать весь текст …

Родиться где-нибудь на островах —
На Кипре, Крите или на Итаке…
Сменить язык и вновь, в других словах,
Мир рифмовать беспечно на закате.
И девочкой средь лавровых ветвей
Тебя увидеть — кареглазой, тонкой…
Такою смуглой, жаркой, не моей,
В тунике белой с синею каёмкой.
В тени оливы бредить о тебе,
И отрывать от ветви виноградной
По ягоде… И солнечной судьбе
Быть снова бесконечно благодарным.

РЕЯ

Третьего ранга грубый и пьяный кэп скажет тебе, что пора станцевать на рее — всё оттого, что немного штормит в апреле, тонкие штучки в апреле в ходу у всех. Рея узка — указательный божий перст с камнем таким, что «санси» можно бросить нищим. Брось же его — может в море его отыщет тёмная тварь из холодных бездонных мест. Может тогда я однажды сойду в порту, в городе том, что ни разу не видел моря — там, в кабаке, капитаны со мной не споря, зычным и низким мою прокричат строку…

Выпей меня,…
… показать весь текст …

Ты приедешь зимой… Я приду на вокзал слишком рано, закурю на перроне и буду смотреть в темноту. Пропоют поезда отъезжающим гулко осанну и далёкого эха натянут тугую струну. Ты, наверно, всё та же — но стала чуть выше и старше. Я ношу синий свитер и шарф, что связала не ты… Я всё так же люблю Малларме и военные марши, просыпаться к полудню и ужинать поздно, прости.

Я уже не взрослею, мой возраст: вся вечность плюс сорок — это мало для Кая /не может привыкнуть терять/. Слишком долго идёт этот поезд сквозь северный морок — неуверенно белый, как прошлого века тетрадь… Ты успела простить, стать сильнее и вырастить дочку… Я успел лишь одно — да и это всего лишь стихи. Этот поезд идёт с той строки, где поставлена точка. Где, не зная судьбы, я когда-то касался руки.

Ты приедешь зимой.

Видно спутал все карты Бог,
Мне беспечно доверив мир…
Старомоден высокий слог,
Но коварен, как книжный шифр.
Отчего ж не писать стихи,
Вновь рубцуя за шрамом шрам,
Если нитью одной строки
Можно ночь распустить без драм —
Словно тёмный и тёплый шарф
/тот, что связан твоей рукой/
От бескрайней зимы устав,
От метели январской злой.

Видно спутал все карты Бог,
… показать весь текст …

Эта вечность со вкусом бренди —
Тот, кто выпьет, узнает всё…
Ну же, Ева, давай не медли —
Что сорвёшь, то уже твоё.

Мир придуман затем, чтоб падать —
Только бездна откроет суть…
Пока девочка будет плакать —
Бог не сможет в ночи уснуть.
Тёмный танец вершат созвездья —
Загляни в эту тьму хоть раз!
Ну же, Ева, давай не медли —
Не своди с небосвода глаз.
Магдалиной проснёшься завтра,
… показать весь текст …

Этот мальчик с холодным взглядом
/тридцать девять беспечных лет/
Знает точно, о чём не надо
Королеве молчать в ответ…
Снег растает, и бог с ним, в общем —
Королева всегда верна,
Лёд и сахар на деле проще,
Если к ним подмешать вина…
Двадцать восемь багряных капель —
И Империи больше нет:
Эта девочка любит штапель,
Любит ситец и звон монет.
Никогда-никогда не вспомнит
Сшитый вьюгой и тьмой наряд,
… показать весь текст …

Красный шёлк.
Хриплым шёпотом, по французски:
O, ma chere… дорогая… помнишь…
Я был в сером, таком неброском,
Ты же в алом, безбожно узком.
Мне хотелось казаться грубым,
Потеряв реноме эстета,
В старом зеркале тусклом-тусклом,
Отражаясь на фоне лета.
Кружева шантильи небрежно
Я забросил во тьму берлоги,
Ах, каким бы я мог быть нежным,
Расточительным в эпилоге.
… показать весь текст …

Мы ссорились… А в церкви пел орган
/названия и адреса не помню/.
Дверь приоткрыта, дождь стучит о кровлю,
Внутри — ни голосов, ни прихожан.
Ни зверя, ни апостола, ни льва —
Лишь ты и я, с акафистом разлуки.
Окроплены и головы, и руки
Святой водой июльского дождя.
И лишнее сказать уже не жаль,
И страшно не сказать о самом главном…
Стремилась к цифре семь легко и плавно
В часах моих безжалостная сталь.

Дверь приоткрыта. Дождь течет рекой.
… показать весь текст …

И вот ты живёшь от строки до строки, поэтапно,
И думаешь: может быть лучше и правда — этап?
Декабрьский марш на Сенатской помножен стократно
На зимы и вёсны. Во рту у повешенных кляп.
Горят эполеты, как листья слетают медали —
Вот осень героев и тех, кто ушёл в Туруханск.
И суть не в стране, не в синонимах лени и стали —
А только лишь в тех, кто в мишени советовал нас.
Молчат кавалеры всех звёзд и считают добычу,
Ты хочешь кричать оттого, что добыча и ты…
Но гордо идёшь, оставаясь на мушке приличий,
Мечтая придать этой эре свои же черты.
Но лик её сер, как крысиное жадное племя —
Сломай свою дудочку, русый смешной Крысолов.
… показать весь текст …

Ты меня называла Каем,
За моё ледяное сердце…
Проверяла на вкус — не таю,
Ем пломбир только марки Mercer’s.
Изменяю /вошло в привычку/
С самой рыжей, несносной Гердой,
Слово «вечность» беру в кавычки,
Лгу божественно, достоверно…
Тридцать восемь алмазных граней
Белоснежной моей природы,
Безупречно и точно ранят
Женщин самой святой породы —
Самых лучших и самых нежных
/это свойство надёжней яда/
… показать весь текст …

Чертовски холодно. Поднимешь воротник,
Затянешь шарф и выдохнешь легко.
За сорок лет ты так и не привык
Встречать ноябрь под Грига и «Клико».
Не в городе, не в этой темноте,
Что площадь наполняет, как вода,
А где-нибудь в полуночном купе
В рубашке цвета звёзд и молока.

Стучат колёса, ложечка дрожит,
Магнит Невы слабее и слабей.
Тоска ещё и кружит, и скользит
Над поездом, петляющим, как зверь.
Метель стеной на линии любви.
… показать весь текст …

Я не больше чем демон, смотрящий на Мойке в небо… В этом городе люди привыкли к таким вещам. Чёрный зонт мой — цветок, что был кем-то в тумане срезан и подарен как знак принадлежности всем дождям.

Я не добрый, не злой — я брожу по имперским землям для того чтобы ночью на теле твоём писать эти тёмные мантры с одной
незаконной целью: когда выйдут чернила, обняв тебя, крепко спать

и входить в этот город с другой стороны заката — вот слетают с Исаакия ангелы, пьют вино… И снимают с крестов всех по осени здесь распятых /и распятые эти всегда на одно лицо/.

Я не больше чем дух, оттого я люблю полотна, плащаницы, плащи, поцелуи, пороки, плоть… Но когда ты меня обнимаешь в прихожей сонно, я поверить готов — и меня сотворил Господь.

Я не больше чем демон, смотрящий на Мойке в небо. Подойди, серебро мое, вместе пойдем к реке.
Чёрный зонт мой — цветок, что был кем-то в тумане срезан. Я спокоен, когда над тобой он зажат в руке…

Средневековье стукнет ночью в дверь —
Колокола в округе загудят…
Прячь, мальчик, золотистую свирель.
Прячь, девочка, серебряный свой взгляд.
На площади, у дома номер семь,
Построят всех, кто не признал игру.
И выглянет из башенки Болейн,
Чтобы исчезнуть после на ветру.

Скрипичный мастер был когда-то юн
И, скрипки создавая по утрам,
Настраивал им души вместо струн
И наносил им эфы вместо ран.
Осталось их немного: раз, два, три…
… показать весь текст …