Место для рекламы

"НЕ ЗАБЫВАЙ!" Илья Глазунов - о мужестве блокадного Ленинграда

Это читать тяжело...Но это читать нужно...

Аргументы и факты" впервые за 70 лет выпустили книгу, в которой собраны дневники детей, написанные в 1941—1945 гг. (читайте «АиФ» 15−16 за 2015 г.).

35 дневников написаны в блокадном Ленинграде, в гетто и концлагерях, в оккупации, на линии фронта, угнанными на работы в Германию, в тылу. Пронзительные, откровенные записи в них — самые страшные и честные документы той войны.

Предисловие к книге написал Илья Глазунов, народный художник СССР, который встретил войну маленьким мальчиком вместе с семьёй в Ленинграде и оказался в блокадном кольце.

Илья Глазунов, народный художник СССР, действительный член Российской академии художеств:

— …Голод. Вначале, несмотря на огромную слабость, голова была очень ясной… Потом временами начинаешь терять сознание, восприятие реальности нарушается…

«Ей теперь лучше»

Нестерпимый холод. Свыше 40 градусов мороза. Мы даже спали в пальто, шапках, закутанные сверху шарфами. Но это не спасало. В квартире было так же холодно, как на улице. Снег всю зиму не убирали. Трупы упавших от дистрофии людей заносила снежная вьюга…

Я навсегда запомню Новый год 1942 года… Моя бедная мама решила устроить мне ёлку, как всегда до войны. Она воткнула ветку в пустую бутылку из-под молока, завёрнутую в белую ткань… Повесила несколько ёлочных игрушек… Нашла свечку. Разрезала её на несколько частей, прикрепила к ветви… Из соседних комнат медленно шли родственники, опираясь на палки, закутанные, с неузнаваемыми от истощения лицами. Глядя на пламя угасающих свечей, все вдруг заплакали.

Первым в январе 1942 г. не стало дяди, брата моей матери. Константин Константинович Флуг — знаменитый китаист, работал в Академии наук, специалист по древним рукописям Китая XV века, в прошлом офицер Добровольческой белой армии.

Потом умер мой отец. Он страшно, протяжно кричал: «А-а-а-а!» — в комнате, освещённой тусклым пламенем коптилки. Как сказал врач, вследствие «психоза от голода». Отцовский крик долго потом стоял у меня в ушах и вызывал ужас…

В начале февраля 1942 г. умерла моя бабушка. Елизавета Дмитриевна Флуг — внучка знаменитого русского историка и статистика Константина Ивановича Арсеньева, воспитателя государя-освободителя Александра II. Я зашёл к ней в комнату. «Бабушка! Бабушка! Ты спишь?» В темноте подошёл ближе. Глаза её были словно полуоткрыты… Я положил бабушке руку на лоб. Он был холоден, как гранит на морозе… Не помня себя от ужаса, вернулся к маме и сказал: «Она умерла!» В ответ — едва слышный шёпот: «Ей теперь лучше. Не бойся, мой маленький, мы все умрём».

Как-то мама пришла из магазина напротив дома, где нам выдавали по 125 граммов хлеба на человека. С трудом дыша, легла на кровать и тихо сказала: «У меня больше нет сил, кажется, что это так далеко». С тех пор она не вставала.

Однажды я добрался до крохотной каморки, там жила наша родственница — тётя Вера Григорьева. Она переехала к нам два месяца назад, когда её дом разбомбили. Приоткрыв дверь, я увидел: она лежит в постели в зимнем пальто, закутанная в платок, под старыми одеялами. С её объеденного лица прыгнули в мою сторону три огромные крысы. Я успел закрыть дверь…

В доме 4 трупа… Запаха нет, потому что вся квартира была огромным холодильником… Первой решили хоронить бабушку. За деньги не хоронили, только за хлеб. Но мама и тётя Ася с трудом уговорили дворничиху тётю Шуру взять два дневных пайка хлеба — 250 граммов и 100 рублей. Тело замотали простынёй и зашили. На углу были вышиты инициалы бабушки «Е. Ф.». Дворничиха обвила бабушку верёвкой и привязала к моим детским санкам. Она обещала отвезти и похоронить на Серафимовском кладбище.

Спустя несколько дней после организации бабушкиных похорон я снова вышел на улицу. Во дворе стоял грузовик: по городу время от времени ездила спецбригада, собирала мёртвые тела. Из-под лестницы нашего дома выносили трупы. Это были скелеты — некоторые в грязном белье, некоторые в пальто, некоторые запорошенные снегом, с сумкой, — они умерли прямо на улице… Гора одеревенелых от мороза мертвецов в машине всё росла — их кидали, как дрова. И вдруг я увидел, как выносят труп, привязанный к моим детским санкам… Я подбежал к грузовику и прочитал: «Е. Ф.»…

«У всех одно горе»

Мой дядя (родной брат отца) Михаил Фёдорович Глазунов был главным патологоанатомом Северо-Западного фронта, академиком военной медицины. Он не раз просил шофёров, везущих по льду Ладоги медикаменты в осаждённый город, найти его семью, брата, мать, сестру, племянника и привезти их на Валдай, где находился центральный госпиталь Ленинградского фронта. Одна из грузовых машин смогла доехать до города. Это был конец марта 1942-го. Так я был спасён, выбравшись из осаждённого Ленинграда по Дороге жизни.

После месяца в военном госпитале, куда меня положил дядя, меня отправили в глушь Новгородской губернии — деревню Гребло у озера Великое. Я каждый день писал маме. Письма, помеченные штампом «Просмотрено военной цензурой», шли очень долго. Я успел получить два письма от неё.

25 марта 1942 года.

«Дорогой мой, единственный мальчик! Всё время думаю о тебе. Никогда не думала, что буду так скучать. Как-то ты? Радуйся. Что уехал. Сегодня бы и есть тебе было нечего…

Не забывай… Всем поцелуй…"

26 марта 1942 года.

«…Писать довольно трудно, но хочу написать пару слов. Вчера Инна принесла твоё письмо, которое прочла с захватывающим интересом. Спасибо. Рады, что ты сыт. А здесь бы мучился.

…Единственно, что хочу — к тебе. Не бойся за меня… Пиши мне, сколько можешь — одно счастье. Целую моего родного. Всем привет…"

Больше писем от матери не было. Мама умерла, когда мне было 11 лет. Тогда и поселилось в моей душе чувство одиночества… И воля к жизни. После блокады я так заикался, что даже поначалу в сельской школе отвечал письменно… Но никто не смеялся надо мной, все относились с любовью и дружеским пониманием.

Когда я вернулся в Петроград, город был очень пустынным… Я шёл по безлюдной набережной у Летнего сада, и иногда мне казалось, словно мама окликает меня. Я оглядывался, но видел могучие воды Невы и кружащиеся над ней стаи чаек. В 1944 г. (почти сразу после приезда) мне посчастливилось поступить в среднюю художественную школу при Институте им. Репина Академии художеств СССР. Искусство и упорный труд художника спасали меня от одиночества…

В 1945 г. Иосиф Джугашвили поднял бокал за великий русский народ. Я видел, как по Садовому кольцу в Москве вели пленных немцев. Стоя в толпе, я со жгучим интересом рассматривал тех, кто недавно бомбил мой великий город Петроград, презирая «низшую славянскую расу». Я смотрел на них с брезгливостью победителей… и ненавистью. Мне было уже 14 лет.

Никто не предполагал тогда, что побеждённые будут жить лучше, чем победители… И миллионы умерших на полях сражений русских солдат ужаснулись бы и не поверили бы, что настанут страшные времена распада нашей великой державы, за которую они отдавали свои жизни… Сегодня мы должны в новом поколении вырастить элиту нашего государства — мужественную, энергичную, преданную своему великому Отечеству, которая будет достойна памяти победителей в Великой Отечественной войне.

Опубликовала    07 мая 2015
2 комментария

Похожие цитаты

СТРАШНОЕ СЧАСТЬЕ

Как выжила в блокаду 13-летняя школьница

О том, какую цену заплатил Ленинград за то, чтобы выжить в блокаде, которая окончилась 70 лет назад 27 января, стоит судить прежде всего по письменным свидетельствам самих блокадников, среди которых было немало детей.

На всю страну известен лишь дневник Тани Савичевой, который содержит девять страшных строк. Каждая посвящена смерти одного из близких. Последняя запись: «Осталась одна Таня». «АиФ» разыскал блокадный дневник другой ленинградской школьницы, Тани Вассоевич. Они обе жили на Васильевс…

Опубликовала  пиктограмма женщиныГалина Суховерх  25 янв 2014

БЛОКАДА ЛЕНИНГРАДА:

Начало — 8 сентября 1941 года.
Окончание — 27 января 1944 г.
Длилась — 872 дня.
Место — Ленинград, СССР.
Итог — Победа Красной Армии,
окончательное снятие блокады Ленинграда!

Противники — СССР, Германия, Финляндия,
Испанские добровольцы (Голубая дивизия).

Командующие:

Опубликовал(а)  Дашуля Дорохова  27 янв 2014

Одноклассница Тани Савичевой

Наталья Федоровна Соболева пережила столько, что бояться ей уже нечего. Единственное, чего она хочет, – чтобы подобное не повторилось больше никогда

«С Таней мы встретились в бомбоубежище поздней осенью 1941 года. Она писала дневник, и я писала дневник. Мы советовались. Но она писала кратко. Я, помню, ее спрашивала: Таня, почему ты так кратко пишешь? „Умерла мама“, „Умерла бабушка“, „Лека умер“. А она отвечает: во-первых, сил нет, а потом, говорит, боюсь сделать ошибки. А потом и в бомбоубежище школу закрыли, электричество отключили, занятия прекратились. Да и вообще все прекратилось», — вспоминает Наталья Федоровна Соболева.

84-летняя Ната…

Опубликовала  пиктограмма женщиныLidija Markwart  29 апр 2015