Что с нами происходит?
,
— Рискну прослыть пессимистом, но очень многое мне как социологу внушает большую тревогу. Например, огромный разрыв между настроениями россиян, продолжающих жить «русской весной» и смотрящих в будущее с небывалым оптимизмом, и оценками значительной части экспертного сообщества. Всё настойчивее говорится о грядущих трудных временах. Уже не говоря о постоянно маячащем призраке настоящей, большой войны.
Соцопросы показывают: нынешним летом индексы социального самочувствия были высоки как никогда. Поскольку объективных оснований (уровень жизни, развитие экономики) для объяснения этого найти непросто, наверное, правильно оценивать феномен такого оптимизма психологическими факторами — весной, после Крыма, россияне почувствовали, что Россия «расправляет крылья». Стала подбирать под себя Русский мир, а общество воспринимает это очень положительно, поскольку подводных камней пока не видит. Массовое сознание в эйфории, и на этом фоне экономические и социальные трудности переживаются легче. Но исследователям общественных настроений известно, что всплески оптимизма часто оказываются временными, неустойчивыми и могут быстро перейти в негативную фазу, если ожидания не оправдаются. Между тем всё яснее, что оправдаться ожиданиям вряд ли суждено. Наступательное движение Русского мира завязло в южных и центральных областях Украины, обернулось кровавой бойней на востоке, существенно снизило влияние России на судьбу Приднестровья, других русских анклавов, разорвало последние нити, связывавшие нас ещё недавно с украинским народом. То есть наступление постепенно оборачивается отступлением. Это первый тревожный симптом.
Усиливается общественная конфронтация, а в громком состязании голосов редко можно услышать что-то разумное. Наши либералы всё чаще связывают идеи Русского мира с фашизмом, агрессией и, как водится у либералов, желают поражения своей стране, торжествуют по поводу введения санкций. Провластные же «патриоты» начали (точнее, продолжили с новой силой) поиски «пятой колонны», предателей, — всех, кто «шагает не в ногу». На этом фоне трудно расслышать голоса немногочисленной части русских патриотов, готовых трезво, без розовых очков смотреть на реалии. Лично меня расстраивает и показное единодушие политических партий в Думе — и единственной властной, и «оппозиционных». Они не желают ничего обсуждать по существу и перестают отличаться друг от друга. Печалит удивительная податливость граждан на информационную пропаганду, которая даёт устраивающую большинство «картинку мира», где сразу ясно, кто злодей, кто герой, а кто «не с нами», тот, разумеется, «против нас». При этом доступная альтернативная информация есть в изобилии, но как же мы ленивы и нелюбопытны!.. Огорчает и ярко выявившаяся несостоятельность нашего экспертного сообщества, которое не сумело выработать и донести до власти адекватный и полнокровный анализ происходящего.
На мой взгляд, не должен вводить в заблуждение рейтинг доверия к власти под 90%. На самом деле более сложного испытания В. Путину в его длительной политической карьере переживать не приходилось. Выражаясь шахматной терминологией, на его политической доске образовалось что-то похожее на цугцванг: любые активные ходы опасны, но и просто остановиться не получается. Следы подобной раздвоенности можно уловить в его выступлениях, в том числе в Ялте. Очень высоко поднята планка ожиданий, резок замах… а ресурсов, экономических, политических и человеческих, явно не хватает. Новый кризис власти, если ему суждено начаться, может стать чрезвычайно разрушительным для страны. Да, народ объединяется вокруг власти, когда на неё объявляется охота извне, и это уже происходит, но от этого не менее тревожно.
Ход событий ускорился. То, что казалось прочным, если не на века, то на десятилетия, становится зыбким, эфемерным. Грань между миром и войной оказалась гораздо тоньше, чем мы, прожившие жизнь без больших войн, могли предположить. Политические декорации меняются, как в театре. Мир становится неустойчивым, неуютным, хотя и не менее интересным.
Наступит ли эра кибернетических войн?
Итак, человек сотворил компьютер, взяв за основу самого себя, о чем я писал в статье «Чем компьютер похож на человека?». Но что ожидает человечество в отдаленном будущем, когда народившееся на свет «дитя» повзрослеет? Останутся ли отношения живого и искусственного разума такими же безоблачными, какими они являются сегодня?
Вспоминается предсказание знаменитого фантаста А. Кларка, который считал, что в 2020 году появится искусственный интеллект, по своей мощи сравнимый с человеческим. И с этого момента, по его мнению, на Земле будут сосуществовать два мыслящих существа — рожденное естественным путем и собранное на конвейере.
В психологическом плане такой кибернетический личностный профиль по многим характеристикам окажется диаметрально противоположным человеческому. Прежде всего, по моральным и эстетическим критериям, поскольку и то, и другое имеет эволюционно-биологическую обусловленность.
Известный российский генетик В. П. Эфроимсон соединил представление о прекрасном с актом воспроизводства рода человеческого, объяснив такую взаимосвязь эволюционной целесообразностью: «Представим себе наших отдаленных предков лишенными такого чувства. Результат — спаривание кого попало с кем попало и массовые распространения тех бесчисленных уродств, наследственных и ненаследственных, врожденных и благоприобретенных, которые вне кризисных периодов лишь слабо отметаются отбором».
Совершенно очевидно, что у личности, имеющей конвейерное происхождение, будет напрочь отсутствовать какое-либо представление о ценности сексуально окрашенных переживаний, которые столетиями воспевались в мировой литературе.
Конечно же, столь радикальные различия в мировосприятии, связанные с разными способами вхождения в мир, будут иметь весьма серьезные социальные последствия. Совершенно очевидно, что доминирования одного вида существ над другими едва ли удастся избежать. Вполне естественно и то, что на более высокой иерархической ступени окажется искусственный интеллект.
Хотя бы потому, что доставшиеся ему ресурсы памяти и скорости обработки информации будут многократно превосходить аналогичные возможности человеческого мозга. В этом случае разногласия по поводу моральных принципов и критериев красоты вполне могут стать причиной широкого распространения в таком смешанном обществе дискриминационного регулирования.
Мотивы такого асимметричного общественного устройства будут лежать исключительно в области идеологии. Иррационализм и эмоциональная неустойчивость «детей природы» — один из вероятных аргументов пропаганды, на которую будут опираться устроители подобного мирового порядка. Стерильные гетто для так называемых аборигенов, проживающих в чересчур предсказуемом обществе, которое управляется искусственным интеллектом при помощи телекоммуникационных средств — таков один из вероятных путей развития современной цивилизации.
Думается, здесь пойдут в ход любые способы подавления активности и воли людей вплоть до одурманивания их виртуальными развлечениями и формирования у них мультимедийной зависимости. Не исключено, что с этой целью могут использоваться новейшие биомедицинские и нейрохирургические технологии, усиливающие эффект виртуального присутствия, например, такие как вживление чипа в соответствующие зоны мозга.
Если кто-то из читателей обвинит меня в излишнем сгущении красок и откровенном переносе в статью известных литературных аналогий, напомню о некоторых полузабытых страницах всемирной истории. В ней нашлось место спаиванию коренных жителей Северной Америки, приобщению к наркотикам азиатских народов, работорговле, в ходе которой использовалась для подкупа коррумпированной местной аристократии дешевая промышленная бижутерия. Были и войны на почве религиозных разногласий.
Все это хранит наше коллективное бессознательное. И нет повода сомневаться в том, что такие методы порабощения тех, кого гордые представители индустриальной цивилизации считали «дикими», не будут востребованы постчеловеческим сообществом.
Может быть, сказанное мною скорее выглядит как очередная футурологическая фантазия. Что ж, я не настаиваю на ее строго научной доказанности. Это всего лишь прогностическая гипотеза. Однако у нас осталось не так уж много времени для того, чтобы оставаться простыми наблюдателями развития таких социально-технических процессов. Пожалуй, не стоит расслабляться.