Не умеющие мыслить воображают, что они мыслят, и распоряжаются судьбами тех, которые мыслят на самом деле.

«Всё, что осталось после игры богов, были мужчина и женщина, холодно смотревшие в глаза друг другу…»

Для мужчин, возможно, главное — это правила чести, которые они сами же и изобретают, а для женщин главное — веления их любящего сердца.

У каждого своя мудрость, в зависимости от склада души. Моя для меня столь же бесспорна, как ваша для вас.

Если люди расходятся во мнениях — это вовсе не основание, чтобы кричать о своих оскорбленных чувствах.

«Что мне не нравится, то мне не нравится, и с какой стати я должен делать вид, что мне это понравилось!»

Сила всегда права. И к этому все сводится. А слабость всегда виновата. Или лучше сказать так: быть сильным — это добро, а быть слабым — зло. И еще лучше даже так: сильным быть приятно потому, что это выгодно, а слабым быть неприятно, так как это невыгодно. Вот, например: владеть этими деньгами приятно. Владеть ими — добро. И потому, имея возможность владеть ими, я буду несправедлив к себе и к жизни во мне, если отдам их вам и откажусь от удовольствия обладать ими.

Мужчина редко понимает, как много значит для него близкая женщина, — во всяком случае, он не ценит ее по-настоящему, пока не лишится семьи. Он не замечает тончайшего, неуловимого тепла, создаваемого присутствием женщины в доме; но едва оно исчезнет, в жизни его образуется пустота, и он смутно тоскует о чем-то, сам не зная, чего же ему недостает. Если его товарищи не более умудрены опытом, чем он сам, они с сомнением покачают головами и начнут пичкать его сильнодействующими лекарствами. Но голод не отпускает — напротив, мучит все сильней; человек теряет вкус к обычному, повседневному существованию, становится мрачен и угрюм; и вот в один прекрасный день, когда сосущая пустота внутри становится нестерпимой, его, наконец, осеняет.

Я ничуть не отступлю от истины, если скажу, что я стал социалистом примерно таким же путем, каким тевтонские язычники стали христианами, — социализм в меня вколотили. Во времена моего обращения я не только не стремился к социализму, но даже противился ему. Я был очень молод и наивен, в достаточной мере невежествен и от всего сердца слагал гимны сильной личности, хотя никогда и не слышал о так называемом «индивидуализме».

Я слагал гимны силе потому, что я сам был силен. Иными словами, у меня был…
… показать весь текст …

Для меня есть что-то привлекательное в пьяном человеке, и если бы я стоял во главе какого-нибудь учебного заведения, я бы непременно учредил кафедру изучения психологии пьяниц, с обязательными практическими занятиями. Это дало бы больше, чем любые книги и лаборатории.

Все горе в том, что из слов никогда нельзя узнать точно, для чего они сказаны.

Каждый человек достоин уважения, если только он не считает себя лучше других.

Есть вещи выше нашего понимания. Как знать, кто прав, кто виноват? Не нам судить.

Женщина — это неудавшийся мужчина.

«Славяне — самая юная нация среди дряхлеющих народов, им принадлежит будущее».
Похоже, это знают и те, кто своей костлявой рукой душат славян.

Разум не должен вмешиваться в любовные дела. Правильно рассуждает любимая женщина или неправильно — это безразлично. Любовь — выше разума.

Неужели мы не имеем права на крупицу счастья?

Я просто робею, когда вижу свою человеческую ограниченность, мешающую мне охватывать все стороны проблемы, в особенности когда речь идет о коренных проблемах жизни.

Облегчать нужду делами милосердия — всё равно, что лечить язву примочками. Её надо удалить… Дайте рабочему его настоящий заработок. Назначьте пенсию тому, кто честно потрудился в жизни, и вам не придётся заниматься благотворительностью.

— А если битву за овладение машинами и всем миром выиграете не вы, а тресты? — спросил мистер Коуолт.
— Тогда, — отвечал Эрнест, — и вы, и мы, и весь рабочий класс будем раздавлены железной пятой деспотизма, не ведающего удержу и жалости, — деспотизма, какого не знала доселе ни одна, даже самая темная эпоха в жизни человечества. Вот имя для него — Железная пята!