Людям порой больше нужен свет, чем наша деятельность; нужен свет, нужно молчание, нужна тишина, нужно то глубокое, безмолвное понимание, которое можно дать человеку только тогда, когда сам внутренне успокоишься, не путем застоя, а путем углубленной внутренней тишины.

Моя бабушка умерла, когда еи было девяносто пять лет.
Задолго до девяносто пяти, когда еи уже было не сорок и не пятьдесят, она не могла делать то, что еи замечательно удавалось, когда она была моложе.
Однажды она настояла на том, чтобы помыть посуду после обеда. Было слышно, как она мыла, но под конец раздался ужасныи грохот.
Бабушка вошла в мою комнату и сказала: «Я разбила всю посуду. Я ее чисто вымыла, а потом столкнула локтем на пол, и от нее ничего не осталось. Почему Бог позволяет мне ж…
… показать весь текст …

Нет ничего слишком мелкого, потому что все, как бы ни было оно мало, может быть выражением любви или ее отрицанием.

Мы знаем, что все, что имеем, дано нам Богом и даже не является нашим навсегда или надежно. Все может быть отнято у нас, кроме любви, и это делает любовь тем единственным, что мы можем давать.

Никогда дьявол не нападает на нас так яростно, как когда мы уже совсем близки к завершению борьбы, и мы могли бы спастись, но часто этого не случается, потому что мы отступаем в последнее мгновение. «Довольно, бросай, — говорит дьявол, — это уже слишком, это больше, чем ты можешь вынести, надо положить этому конец немедленно, не жди: ты ведь не в силах больше выдержать». И тогда мы совершаем самоубийство: физически, нравственно, духовно; мы отказываемся от борьбы и принимаем смерть — за минуту до того, как помощь была бы подана и мы были бы спасены.

Я помню, как-то шёл с пожилой, горькой русской женщиной и она всё говорила, говорила, говорила только о том, как жизнь её обошла, как люди её обидели, как всё бессмысленно, как всё зло… Остановилась перед кустом колючек и говорит: «Вот вся жизнь!» — а за этим кустом весь простор южного берега Франции: горы, а за горами широкое море, всё облитое солнцем, всё сияющее летним светом. И я помню, как я ей сказал: «Вот так вы на жизнь и смотрите — только на этот колючий куст, и никогда вам не пришло в голову посмотреть через этот куст или мимо него на всю даль, в которой вы живёте, на всю эту необозримую красоту». С жизнью её так и было: она видела только колючий куст. Но кто из нас этого не делает в той или иной мере?

И откроется на Страшном Суде, что единственным смыслом жизни на земле была Любовь…

И он меня заставил в течение долгого времени продумывать мои отношения со всеми людьми, которые были вокруг меня, и поставить перед собой вопрос резко, остро о том, кому я прощаю от всей души, кому я прощаю сколько-то, кому я вовсе не прощаю, а стараюсь о нем забыть. Это заняло довольно долгое время. И в какой-то момент мне вдруг стало ясно, что это безумие, что даже молясь о том, чтобы Бог меня простил, постольку поскольку я прощаю, я навлекаю на себя Божие осуждение. Потому что пока у меня нет…
… показать весь текст …

Подростком я как-то поссорился «насмерть» с одним из своих товарищей. Когда я вечером захотел произнести молитву Господню, мне стало ясно, что я не могу честно сказать прости, как я прощаю, когда у меня и в мыслях нет желания простить его. Я тогда обратился к своему духовному отцу26: что мне делать? Он на меня посмотрел с наивным выражением лица (наивным он не был!) и мне сказал: «А в чем тут проблема? Когда ты дойдешь до этого места в молитве, вместо того чтобы сказать: остави мне долги мои, ка…
… показать весь текст …

Я вспоминаю девушку лет двадцати с небольшим, милой внешности. Пришла ко мне, села и с ужасным выражением лица говорит:
— Я не могу спастись, я погибаю от тщеславия!
— А что ты делаешь против него?
— Я не знаю, что делать с ним, я борюсь с ним, но тщеславие побеждает.
— А в чем же заключается твое тщеславие?
— Каждый раз, когда я вижу себя в зеркале или отражение в стекле, то думаю: какая я хорошенькая!
Я улыбнулся и сказал:
— А знаешь что, это правда!
Она с ужасом на меня взглянула и воскликнул…
… показать весь текст …

Грех — это потеря контакта с собственной глубиной.

Бывает, что произносимые нами слова приносят жизнь человеку, его сердце вновь делается от них живым, ум озаряется, воля подвигается к добру, все естество его делается новым, — это слова жизни. Дай Бог нам говорить их друг другу.

Мы так не привыкли быть самими собой в сколько-нибудь глубоком и подлинном смысле, что нам кажется почти невозможным понять, откуда начать поиски.

Однако все мы знаем, что бывают моменты, когда мы более, чем обычно, приближаемся к своему подлинному «я»; эти моменты следует замечать и тщательно анализировать, чтобы хоть приблизительно раскрыть, что же мы представляем собой в действительности. Обнаружить правду о самих себе нам обычно так трудно из-за нашего тщеславия, — и тщеславия самого по себе, и того, как оно определяет наше поведение. Тщеславие состоит в том, чтобы превозноситься чем-то, не имеющим никакой ценности, и зависеть в своем суждении о себе, а следовательно, и во всем своем отношении к жизни, от мнения людей, которое не должно бы иметь для нас такого веса. Тщеславие — это состояние зависимости от реакции людей на нашу личность.

Угрызения совести нельзя принимать за раскаяние; раскаяние состоит не в том, чтобы испытывать «ужаснейшее сожаление» по поводу неправильных поступков в прошлом: это активное, положительное состояние, заключающееся в том, чтобы идти в правильном направлении.

«Полюбить, это не значит переживать какие-то особые чувства; это значит посмотреть на другого человека, и подумать: он — человек, как я, он был создан по любви; он Богу так дорог, что Христос Свою жизнь отдал для него… Посмотреть — и отдать Свою жизнь этому человеку, не в каком-то величественном, героическом смысле, а в простом смысле: буду делать изо дня в день для каждого человека, который вокруг меня, всё, что я только могу, и все, в чем он нуждается. И тогда любовь, через нас изольется на каждого человека и на всех людей. И тогда благовествование, не будет только словесной болтовней, или богословскими трактатами, а жизнью; жизнью, которая спасает людей от отчаяния, от страха, от одиночества, от горя…».

«Есть Китайская поговорка о том, что вся тьма вселенной не может погасить самую маленькую свечку. Это надо помнить…
Поэтому мы должны научиться глядеть на самые уродливые ситуации и на самых страшных людей и видеть, где же есть искра света. Ни один человек без искры света не проживет. Она может быть там, где не ожидаешь ее вовсе».

Если вас кто-то любит, вы уже приобщены к вечности.

Как часто, обидев кого-нибудь и поняв, что мы были не правы, мы идем к обиженному и говорим о своем раскаянии и после взволнованных объяснений, слез, прощении и трогательных слов уходим с чувством, что сделали все возможное. Мы плакали вместе, мы помирились, и теперь все в порядке. Но это отнюдь не так. Мы просто насладились своими добродетелями, а другой человек, быть может, добросердечный и способный легко растрогаться, откликнулся на нашу эмоциональную сцену. Это — что угодно, только не обращение. Никто не просит нас проливать слезы и искать трогательной встречи с жертвой нашей жестокости, даже если эта жертва — Бог. Ожидается от нас совсем другое: чтобы, поняв свою неправоту, мы ее исправили.

Мы должны жить так, чтобы если все Евангелия будут утеряны, люди могли бы их прочесть по нашим лицам.

Однажды в Москве, на ступенях гостиницы Украина, молодым офицером мне был задан вопрос:
— Хорошо. Вы верите в Бога, а Бог-то, во что Он верит?
— Бог верит в человека, — ответил я ему. Это очень важный момент в христианской жизни: вместе с Богом верить в человека, начиная с себя самого. Христос не напрасно нам говорит, что мы должны любить себя самих и ближнего, как самих себя. Любить — это быть готовым делать все возможное для того, чтобы любой человек ликовал в своей жизни, рос бы в полную меру своих возможностей и был бы достоин своего человеческого звания. Поэтому первое, чему нас учит Христос, когда мы делаемся Его учениками это верить в человека, надеяться на него, любить его даже ценой собственной жизни.