Гусеница обращается в куколку и долгое время живёт в тёплом и покойном мирке. Если бы она обладала человеческим сознанием, может быть, она сказала бы, что её мир есть лучший из миров, даже единственно возможный. Но приходит время, и какая-то неведомая сила заставляет её начать работу разрушения. Если бы другие гусеницы могли видеть, каким ужасным делом она занимается, они, наверное, возмутились бы до глубины души, назвали бы её безнравственной, безбожной, заговорили бы о пессимизме, скептицизме и тому подобных вещах. Уничтожать то, созидание чего стоило таких трудов! И затем, чем плох этот тёплый, уютный, законченный мир! А до того, что у гусеницы выросли крылья и что она, прогрызши своё старое гнездо, вылетит в вольный мир нарядной и лёгкой бабочкой — нет никому дела.

Если поэзия должна быть глуповатой, то философия должна быть сумасшедшей, как вся наша жизнь. В разумной же философии столько же коварства и предательства, сколько и в обыкновенном здравом смысле.

Не смерть есть страдание,
но жизнь, лишенная страдания есть смерть.

Свобода не выбирает между злом и добром: она истребляет зло, превращает его в ничто, и не то грозное Ничто, о котором у нас шла речь до сих пор, Ничто, присвоившее себе каким-то чудом безмерную власть разрушать, губить, ничтожить все, попадающееся ему на пути, и, таким образом, занявшее место наряду с Сущим и даже покорившее себе Сущее и захватившее в свое исключительное владение предикат бытия, а в то ничто, каким оно было, когда, безвольное и немощное, оно превращалось, по слову Творца, в valde bonum.

Никакая наука, ни одно искусство не может дать того, что приносит с собою тьма.

Главная прелесть лучшего в его трудной достижимости.