дай мне обнять тебя, помолчи.
сколько прошло без тебя веков?
точат ножи свои палачи, хлебом
манят к себе дураков.
спрячь для любви свои кандалы.
сука, пыталась опять сбежать.
площадь в тумане — кипят котлы
бурно в предчувствии мятежа.
я так соскучилась… посмотри —
пусть постарела, но это… я.
лава кипит у меня внутри. это
одно значит — я твоя.
плыл ты на пепельных парусах,
чтобы со мной выше звёзд
… показать весь текст …

привет.
мы так давно не виделись, что кончилась зима,
и снегирей какая-то холодная рука,
как яблоки, всех с веток сорвала и спрятала в мешок…
а я жива. со мной всё хорошо.
я пью глинтвейн на завтрак и на ужин.
в обед обычно сплю, ведь мне обед не нужен,
пока нет мужа,
нет детей
и нет кота,
которому на кончике хвоста
наш мальчик бережно завяжет верёвочку с бумажкой на конце…
так вот… варю глинтвейн, ищу такой рецепт,
чтоб выпить — и навечно амнезия.
… показать весь текст …

я настолько сильно тебя люблю, что меня тошнит от такой любви.
я залезла шеей в твою петлю, так смертельно туго себя обвив.
выключаешь свет и идёшь в кровать. я пришла, в кармане припрятав скотч.
я пришла любить тебя, убивать, твоей кровью спелой раскрасить ночь.
покурю — и всё. на ресницы — дым. безнадёжный грохот в моей груди.
я пришла спасти тебя от беды. под рубашкой греет живот тротил.
я настолько сильно тебя люблю, что врисую полночь в твоё окно.
это очень круто, как лёгкий блюз. нужно просто резко нажать на кно…

кажется, это навечно — коньяк и кофе. я неизменна — хронический неврастеник.
сядешь напротив, привычно нахмурив брови, скажешь: «трезвей, а потом мы посмотрим телек».
я улыбнусь через силу и чуть устало. просто в душе моей осень осатанела.
нежность твоя с цветом глаз твоих так совпала, что я расплакалась тихо и неумело.
столько надежды в улыбке твоей лучистой… жаль, что такое случается лишь в начале.
я попрошу тебя: вызови экзорциста. ну или просто мне сделай массаж и чаю.
ну или просто давай поиграем в карты. кто проиграет, умрёт (есть верёвка с мылом).
если я доживу до восьмого марта, я расскажу всем, что с нами в июле было…

ты, говорит, мне стала совсем чужой. дальше любой из дальней моей родни.
ненависть прорастала из небольшой страсти, что до сих пор по ночам саднит.
ты, говорит, меняешься на глазах. строишь такую фифу, что аж тошнит.
видимо, эта белая полоса плотно тебя схватила в свои клешни.
где твоя меркантильность и твой мундштук? где кокаин, перчатки и декаданс?
ты же теперь как тысячи тысяч штук ждущих то овуляцию, то аванс.
где твои рифмы, бьющие, словно плеть, лезвием проводящие по рукам?
я же хотел за ночь с тобой умереть. уберегло ведь что-то же дурака…
ты, говорит, противная в голубом. чёрный так оттенял твою белизну.
брошу, кричит, твой старый фотоальбом, в печку и кальвадоса туда плесну!
ты, говорит, пропахшая молоком. где же «дворцовая шлюха» и перегар?
я себя чувствую олухом, дураком, сослепу перепутавшим берега.
как ты живешь, больная, без сигарет? и почему сегодня ты не в очках?
я улыбаюсь. город включает свет. и отражается счастье в моих зрачках.

ты вёл меня за руку дальше от этой
больницы. как будто на плаху, голгофу и гильотину.
я в небо смотрела и думала: мне это
снится. но свеженький шов не давал гордо
выпрямить спину.
я кончилась. мне двадцать пять. я об этом
писала. дышать перестала под
пристальным взглядом хирурга.
не буду ему благодарной. меня не спасал
он, а вывел в мой ад. на начало. по новому
кругу.
хотелось представить, что я — лишь гора
киноплёнок, где каждый сюжет можно
вырезать чётко и точно.
… показать весь текст …

мы жили ярко. на всю катушку.
концерты, вписки, друзья, подружки,
и был не чай в поллитровых кружках,
не молоко и не шоколад.
моря казались нам по колено,
открыты были для всей вселенной.
но подрастает другая смена
таких, кто слишком свободе рад.
а нам пора закрывать границы,
ведь мы — «девчонки-почти-что-тридцать».
и тех, кому удалось не спиться,
по пальцам можно пересчитать.
и вроде всё есть: семья, работа,
но выпить хочется по субботам.
… показать весь текст …