Сначала больно — потом привыкнешь бумагой рваться под хохот ножниц.
Не замечая усмешки лисьи его несчётных богинь-наложниц,
Давясь служанок привычной лестью и зябко кутаясь в атлас платьев,
Бояться ложа, как страшной мести, как-будто хочет тебя распять он.

Сначала больно — но станет легче. Тебе на диво к лицу корона.
Быть в клетке запертой птицей певчей — цена за близость венца и трона.
Но перстни, пальцы твои сжимая, вливают в жилы могильный холод.
Зачем ему ты нужна — такая? Король так молод…
… показать весь текст …

Что ты, добрый молодец, так невесел? Богатырской силой томится грудь.
Хочешь быть героем стихов и песен?
Мир привычный стал непомерно тесен?
Нет покоя с этой геройской спесью!
Ладно уж, придумаем что-нибудь.

Если кладенец запылился в ножнах, если кровь бегуча и горяча,
Ты ступай по тихой лесной дорожке —
Там зеленоглазые бродят кошки,
Там стоит избушка на курьих ножках
В зарослях бездушницы* и плюща.

И, когда вечерние пляшут тени, у её порога пирует смерть.
Завтра, на прощеное воскресенье
… показать весь текст …

Это Адам, ему шестнадцать. Поразительно хмур и груб.
Неумеющий улыбаться, коренастый, как старый дуб.
Бесконечно сутулый, тихий. Прячет сбитый кулак в карман,
А в кармане такое лихо…
— Уголовник и наркоман! — 
Говорят про него соседи,
— Беспризорник! Пройдоха! Вор!
По сугробам и гололеди он приходит в знакомый двор.
По оплёванным гребням лестниц на привычный пустой чердак:
В этом самом надёжном месте нет ни голода, ни собак.
Лихо фыркает, шерсть взъерошив, раздувает свои бока,
Вместо снежных холодных крошек — миска вкусного молока,
Мягкой кучей лежат матрацы, пахнет сыростью и теплом…
Это Адам, ему шестнадцать. «Забияка и костолом»
… показать весь текст …