В самой глуши на отшибе большого села,
В ветхой хатёнке, совсем не похожей на кров,
Бабка Матрёна, вдова, одиноко жила,
Ведьмой слыла и доила хозяйских коров.
Кузя Седой пригонял тогда стадо на луг,
И разбредалось порой оно на полверсты.
Выследит бабка момент, чтоб не видел пастух,
Плошку подставит, подоит, и снова в кусты.
Но отследили в конце-то концов и её.
В пасмурный день на глазах у большого села
Било ногами, топтало зверьё — мужичьё,
Шансов на жизнь не оставило ей- умерла.
Видели позже — по еле заметной тропе,
Что пустырём к одинокой хатёнке вела,
Чёрная кошка гуляла сама по себе.
Хаты убийц этим летом сгорели дотла.
Эту балладу пишу, когда сед уже сам.
В кошку-Матрёну не верю — не ведьма она.
Знаю, в войну укрывала она партизан.
А что доила коров, так была голодна.