ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
— Вы их убили?
Потрясенно спросил хозяин, осторожно подходя к разбросанным фигуркам.
— Заколдовали.
Лаконично ответила я и ткнула разинувшего рот Филина, чтобы он шел собирать фигурки.
Клин направился к выходу, сообщив, что подождет нас на свежем воздухе. Мы не заставили себя долго ждать. Правда, пришлось буквально вырывать из рук несчастного трактирщика фигурку принца.
Уж очень он ее хотел раздолбать молотком, но мы справились и покинули негостеприимное заведение.
— Теперь домой?
С надеждой поинтересовался Филин.
— Да.
Кивнул Клин.
— Завтра нас ждет долгий день. Выступаем рано утром. Надо успеть выспаться.
Уже шагая под ручку с Клином (он вырывался, но молча и незаметно, а я так же незаметно висела на его руке; первым сдался, естественно, Клин), я услышала за спиной ласковый голос Филина:
— Прекрасная погода, не правда ли? А не позволит ли красавица тоже взять ее под ручку?
Звук звонкой пощечины и хохот кота.
— Так бы и сказала, что не позволит…
Выехали из города мы и впрямь очень рано. Я зевала в седле, совершенно не понимая, зачем было вставать в такую рань.
Клин держался за левую щеку, я ему спросонья там что-то выбила, так что он со мной не разговаривал.
А нечего будить поутру юных барышень, это еще Тина не видела, а то бы и она не утерпела против такого нарушения традиций.
Я еще разок зевнула и завистливо посмотрела на кота.
Этот охламон теперь ехал не на тележке, а на парящей над дорогой подушке, прибитой к широкой доске и привязанной к лошади Клина, как наиболее уравновешенного члена команды.
К сожалению, подаренное мной ему заклинание левитации хорошо действовало только при поднятии небольших тяжестей, теряя всякий смысл при поднятии, ну, например, меня.
Вся магия 1 уходила только на него, и парить кверху пузом над дорогой, возлежа на мягких подушках, я, как кот, не могла, отчего завидовала ему ну совсем уж черной завистью.
— Нам повезло, что будем постоянно ехать по дороге.
Увивался Филин вокруг Тины и совал ей под нос хилый букетик, собранный на обочине.
— Мы с Клином вчера посмотрели — почти на всем пути встречаются деревеньки. Так что нам не придется спать под открытым небом, хотя это та-ак романтично. Ты не находишь?
Тина невозмутимо выбросила букетик на обочину и не удостоила ловеласа даже взглядом.
Учитывая, что раньше они вполне запросто общались и Тина даже пару раз сбегала с ним на рынок, все это было более чем странно.
Неужели чишер ей нравится?!
А с другой стороны, умудрилась ведь я признаться в любви человеку.
Ой, видел бы это папа!
Убил бы.
Обоих!
Ветер качал кота в его колыбельке, жужжали мухи, завершались последние солнечные осенние деньки. Небо пока еще было голубым, но уже скоро его надолго обложит тучами и наступит пора дождей и холода.
Я не любила позднюю осень. Время, когда природа умирает, а деревья сбрасывают разноцветные старые листья, плотно укутывая ими голую землю.
Нет, не любила я позднюю осень:
- с ее вечными дождями,
- холодным пронизывающим ветром
- и испуганными, прячущимися во дворце короля эльфов зайцами и белками, а также прочей мелюзгой, пугающейся грома.
В древесном дворце им всегда были рады и давали уют и кров, но ненадолго, иначе пришлось бы весь лес к нам переселить.
Подлечился, согрелся, прошла непогода, так и давай, вперед, обратно домой, в свою норку, дупло или берлогу.
Не только во дворце, но и в каждом эльфийском доме всегда были готовы помочь зверюшкам, и именно поэтому эльфы так трудно сходились с людьми, которые запросто могли убить радующегося жизни зверька и обглодать его косточки, а то и вовсе просто снять пушистую шкурку, остальное же бросить на съедение вечно голодной волчьей стае.
Я задумчиво посмотрела на кота. Уська храпел, пуская слюни из открытого рта и дергая задней лапой.
Впрочем, не все их обычаи так уж ужасны, и что самое главное — не всегда.
— О чем задумалась?
Подъехал ближе Клин.
— Да так.
— Послушай, давно хотел спросить.
Я удивленно посмотрела на смущенного человека.
Ну-ка, ну-ка.
Интересно.
— Какая ты, когда, ну, без этой маскировки.
Я растянула губы в улыбке. Так вот куда ветер дует.
— А что?
— Нет, ну если ты стесняешься. То…
Я фыркнула и запросто сняла личину. Очертания фигуры поплыли, и на пять секунд появилась я в том обличье, которое было мне даровано с рождения.
Белоснежная кожа будто светилась изнутри, подчеркивая красоту изгибов стройного тела и тонкие, будто выточенные древним эльфийским скульптором черты лица.
Мне с рождения говорили, что я красива, но я и так знала это, достаточно было просто посмотреть на себя в зеркало: в эти огромные, мерцающие тенями и россыпью огненных всполохов изумрудные, глубокие, как сама бездна, глаза.
В которые так боялись заглянуть юноши, так и тянуло это сделать и потеряться в них навечно.
Тонкий изящный нос, летящие брови, высокие скулы и густые огненно-рыжие ресницы под стать волосам дополняли образ неземного совершенства.
Эльфийская принцесса не должна быть рыжей, но у меня были огненно-рыжие волосы, переливающиеся тысячью всполохов первородного огня;
у принцессы не должно быть зеленых плутовских глаз,
но они у меня были,
и множество эльфов навсегда потеряли часть своей души в их глубине.
У принцессы должно в каждом взгляде, в каждом жесте сквозить достоинство и величие, присущее ее роду.
Но я с детства как язычок пылающего костра, как отблеск заходящего солнца — так же неуловима и столь же непостоянна.
Я никогда не умела усидеть на месте, да и не хотела, если честно.
Я всегда гордилась своей внешностью и была окружена самой искренней любовью окружающих?
М-да, была.
Я грустно опустила глаза, отбросив тень ресниц на щеки и не заметив, что мы давно уже остановились, и теперь все, даже кот, затаив дыхание рассматривают хрупкое и будто невесомое создание, внезапно посетившее, пусть и ненадолго, их мир.
Тина смотрела с любовью и гордостью, с улыбкой встречая такую знакомую ей реакцию окружающих.
Именно из-за этой реакции принцессу и изменили настолько сильно, что даже она сама не может стать прежней больше чем на пять секунд.
Да и то лишь в крайнем случае.
Черты моего лица вновь изменились, и фигуру окутал легкий туман.
И вот я — это опять я, со своим хвостом, диким нравом и упрямыми рожками.
Ребята шумно выдохнули.
Я подняла глаза на застывшего как изваяние Клина, чересчур серьезно смотревшего на меня.
— Я удовлетворила твое любопытство?
— Полностью.
Кивнул он и медленно пустил коня дальше.
Я недоуменно посмотрела ему вслед.
Вид у него был далеко не радостный.
Непонятно, почему?
— А ты тоже так умеешь? Ну, я имею в виду сейчас страшная, а потом — бац!
Тина все-таки заехала ему в ухо, и Филин, не удержавшись в седле, грохнулся на землю, но тут же поднялся, показал кулак по уши довольному коту, наконец-то отошедшему от увиденного, взобрался обратно и тут же вновь подъехал к Тине на чересчур опасное расстояние.
Я ехала сзади и рассеянно смотрела по сторонам, думая о том, что куски мыслей, все время лезущих в голову, никак не хотят собираться воедино, а потому просто выкинула их из головы и вдохнула полной грудью свежий воздух.
А по бедру похлопывал привязанный к поясу мешочек с каменными гномиками.
На ночлег мы решили устроиться в небольшой деревушке у одной престарелой вдовы.
Она была глуховата, но зато прекрасно разглядела золотую монету в 4 руках Филина и немедленно побежала собирать на стол.
Лошадей мы привязали на сеновале за неимением конюшни, и мужчины немедленно решили, что они будут там спать.
Мне было все равно.
А Тине тем более, лишь бы находиться неподалеку от своей подопечной.
Накормили нас знатно, правда, кота пару раз сгоняли ухватом со стола, но в конце концов я умудрилась объяснить хозяйке знаками, что этот кот особенный, и она, плюнув, вышла из комнаты, в корне не согласная с нашим мнением.
Нам постелили на лавках у окна.
Тина заснула сразу, а я все мучилась разными мыслями. Смотрела на звезды за мутным стеклом, думала то о вечном, то о туалете…
В итоге победило выпитое накануне молоко, и я тихо слезла с лавки, осторожно пробираясь к выходу.
— Ты куда?
Сонно спросила Тина.
— В туалет.
Громко прошептала я.
— A-a, ну иди.
И она снова заснула.
Мне было лестно, что хотя бы туда меня отпускают без охраны.
У старой покосившейся будки со столь громким названием, которая держалась на честном слове и чаяниях односельчан, уже стоял Филин и кого-то дожидался.
— Привет.
Улыбнулся он мне.
— Что, тоже не спится?
— Да так. А кого ты тут ждешь?
Я дернула дверь, но она храбро устояла на одной-единственной петле и шаткой деревянной защелке.
— Занято!
Раздалось изнутри.
Что ж, подождем. Я стояла. Пять минут, десять, пятнадцать.
Ноги начали мерзнуть, так как я надела только куртку на ночную рубашку.
А туалет все не освобождался.
— Кто там?
Не выдержала я.
— Кот.
Хмуро пояснил Филин.
— Кто?!! А ну открывай, садист!
И я рванула дверь на себя.
Внутри мы застали сидящего на досках кота, который листал какую-то то ли газету, то ли тонкую книжку.
Пушистый охламон был немедленно выставлен наружу, и я попыталась войти. Филин упорно лез вперед, возвещая, что он пришел первым.
В итоге мы подрались.
Я сломала ему два зуба, он поставил мне синяк на лбу, но победил Филин, вовремя влетевший внутрь и захлопнувший дверь на такую надежную с виду защелку.
Я взревела и рванула на таран. Туалет не выдержал и, наклонившись, рухнул окончательно, погребя под обломками вопящего Филина.
— Убила.
Констатировал кот, все еще сжимая в лапах свою газету.
— А что, собственно, тут происходит?
Поинтересовался подошедший, видимо, по той же надобности Клин и удивленно оглядел останки строения, из-под которых раздавались протяжные стоны.
— Там Филин. Она его била, а он так хотел в туалет, что все равно проскочил, а она его убила.
Клин пораженно уставился на меня. Я почувствовала себя ну просто садисткой. И тут верхняя доска отвалилась в сторону, и из-под нее показалась окровавленная голова Филина.
— О-о-о-о-о…
Простонал он и откинул с себя еще одну доску, пытаясь встать хотя бы на четвереньки. Вид у него был ужасный, и Клин срочно бросился ему помогать, потому что от меня чишер шарахнулся, как от прокаженной.
— Так.
Угрюмо сказал Клин, стоя рядом с Филином.
— И куда мы теперь пойдем в туалет?
Я неуверенно улыбнулась:
— Мальчики направо, девочки налево.
На меня так посмотрели, что я тут же скисла и побрела на встречу со своим личным кустом.
Если еще учесть, что избушка стояла на самом краю деревни, а туалет — в чистом поле, то плутали мы долго, аж до самого леса, где и нашли столь ценные кустики.
Не успела я пристроиться подальше от обозленных ребят, как мне в шею ткнулся чей-то дико холодный нос.
Я даже не раздумывала, а просто завизжала, и несчастный волк, а это оказался именно он, рванул от меня в лес.
На крики прибежали отважные спасители. Клин размахивал выломанной где-то мощной веткой. Филин просто орал и махал своей же рубахой, оставшись в одних подштанниках. Увидев меня, они остановились.
— Так, ну и чего орала?
Поинтересовался Клин, опуская дубину на землю.
— Волчик пробегал.
Проблеяла я, уже не чая добраться до надежных кустов.
Выражение лиц у ребят стало просто зверским. Нет, меня отпустили в другие кусты, заняв круговую оборону, а потом даже препроводили домой и сдали грязную, с синяком на лбу и уже без куртки с рук на руки Тине.
— Где это тебя так?
Ахнула подруга.
Я ничего не сказала, а просто молча завалилась спать, слыша удаляющиеся шаги Клина с Филином и скорбя над своей несчастливой звездой.
— Вот уж не думала, что тебя и в туалет одну отпускать нельзя.
Это было последней каплей, и я громко разревелась, прячась под подушку и завывая на все лады. Тина сначала пыталась меня утешить, но ничего не могла разобрать сквозь причитания.
Тогда она попросту сбегала и еще раз всех подняла. Клин с Филином вошли в дом с таким видом!..
А сзади шествовал кот.
А мне было по фигу — я страдала и рыдала в три ручья, шмыгая носом и тихо завывая. Сердца мужчин не каменные.
И вот я уже сижу у Клина на коленях, Филин тащит мне личный неприкосновенный запас конфет, а Тина еще и отпаивает вином.
При этом кот громко мурчит и гладит меня по руке лапкой, напевая колыбельную.
Вскоре я совершенно успокоилась и уснула, не переставая шмыгать носом, вымочив всю рубашку Клина слезами и съев столько конфет, сколько в меня влезло.
Уська остался спать со мной, а ребята тихо удалились обратно на сеновал.
Занимался рассвет.
Утром все встали поздно, и меня, к счастью, никто не будил, но я все равно не проспала столь поздний завтрак, плавно перетекающий в обед.
Все сидели понурые, но на меня уже никто не злился и все довольно бодро поприветствовали юную ведьмочку.
Кот заботливо налил мне молока и пододвинул к нам блюдо с пирогами, старательно закармливая меня, да и себя не обижая.
Остальные уныло смотрели на быстро пустеющее блюдо и догадывались, что им вряд ли что достанется, но отбирать у «больной» (это на всю голову, что ли?) продукт никто не собирался.
Моя кобылка мне обрадовалась и получила большое сладкое яблоко, которое с аппетитом схрумкала и тут же ткнулась в ладони бархатистым носом, ища добавки.
Что ж. Мне не жалко, и уже надкусанное яблоко было немедленно изъято у проходящего мимо Филина. Он попытался было возмутиться, но кобыла оказалась проворной, и Филину не оставалось ничего другого, как пойти за новым.
— И мне принеси!
Крикнула ему вдогонку я и принялась прилаживать седло на заранее наброшенный потник.
Кот радостно взгромоздился на свою вновь левитирующую конструкцию и немедленно уснул, восполняя потерянные ночные часы.
Все смотрели на него с плохо скрываемой завистью, а я стала придумывать, как бы и мне так устроиться на своей лошадке, чтобы и не упасть, и поспать хоть часочек.
Но все мои попытки лечь ей на шею лошадь отвергала, пытаясь еще и кусаться. А на круп лечь никак не получалось нормально.
— Хочешь, залезай ко мне, я тебя подержу.
Предложил Клин.
Я, естественно, не отказалась и вскоре уютно посапывала в кольце его рук, уткнувшись носом в рубашку.
— Если хочешь, то и я тебя повезу, дорогая!
Намекнул Филин Тине, выпятив грудь. На этот раз он получил в ухо… ногой.
Следующие три дня ничего особенного не случилось. Мы останавливались на постоялых дворах, и Тина буквально ни на шаг не отходила от меня, впечатленная рассказами кота о моих ночных похождениях.
Сама я эти рассказы не слышала, но, если вспомнить, что он мне наплел о той ночи, когда меня повязали священники…
Только потом Филин нормально воспроизвел мне все события, жутко перевранные рыжим сочинителем.
Но это неважно, важно то, что Тина всерьез решила, что я могу в любой момент погибнуть, а она себе этого никогда не простит, и караулит меня теперь даже у двери в ванную.
Блин!
На четвертый день, ближе к полудню мы наконец-то увидели высокий горный хребет. Как раз зарядил мелкий противный дождик, и мы все ежились под своими плащами, натягивая капюшоны поглубже.
Кот перебрался ко мне, так как я отказалась тратить силы на сферу сухости и теплоты — его подушка намокла и теперь совсем невесело плыла следом за конем Клина.
— Эль, а Эль.
Прогундосил пушистик и чихнул.
— Чего?
— Расскажи сказку.
Я тяжело вздохнула.
— Ну, ты как маленький, честное слово.
— Мне скучно.
Тихонько сказал кот и снова чихнул.
Как бы не заболел. Я потрогала ему нос, вроде бы холодный.
— Ну хорошо, слушай.
ЛЕВ — ЦАРЬ ЗВЕРЕЙ
Ранним солнечным утром лев лежал на краю небольшого луга с высокой сочной травой и нежился в тени раскидистого дерева.
Он — царь, он — повелитель.
Все звери этого леса были покорны его лапе и готовы были исполнить любую его волю.
Но он был также и добрым царем, а потому несильно перегружал подданных своей царской волей.
Но тут в кустах мелькнула чья-то тень. И лев, поморщившись, понял, что его покой сейчас будет нарушен.
— Выходи, чего жмешься!
Рявкнул он, неодобрительно глядя на густые зеленые заросли.
Ветви испуганно вздрогнули, и из зарослей раздался тонкий гнусавый голосок первого советника царя — гиены.
— А мой повелитель сегодня в добром здравии? Поел ли он сегодня досыта или ему мясца недоложили? Ну мало ли!.. Если что, я разберусь…
— Да поел я. Поел вволю.
Сыто рыгнул царь и снова лег.
— Чего тебе?
Гиена наконец рискнула выйти из укрытия и робко засеменила к властелину.
— Да вот, поговорить хочу, посоветовать.
— Ну говори.
— Угу. Сейчас.
Она присела рядом, внимательно осмотрела благодушную морду царя, после чего, набравшись наглости, начала:
— Я вот недавно волка видела.
— Хороший парень.
Оживился царь и даже привстал немного.
— Храбрый, быстрый, а главное, преданный вояка, хороший военачальник, да и неплохой собеседник по вечерам.
— Ага, ага.
Закивала гиена и придвинулась еще на шаг.
— А известно ли вам, о великий, что этот прекрасный военачальник на днях задрал вашего самого лучшего оленя, но не доставил его на королевский стол, а съел сам у реки, вам же принес какого-то махонького кролика, пойманного случайно. Нет, я, конечно, не наговариваю, просто я сама все видела и мне грустно.
— Что?!
Взревел лев, поднимаясь рывком с земли и рыча от возмущения.
— А ну повтори, что ты видела!
Гиена, перепугавшись, упала на спину и быстро затараторила, опасаясь, и справедливо, что сейчас ее сожрут.
— О премудрый, да я бы никогда, да я бы не посмела, но факты — упрямая вещь. Вот и змея может подтвердить, она в то время рядом проползала.
Лев задумался, а потом взглянул на широкую ветку дуба, свисающую над его головой. Там, по случаю, как раз спала та самая змея.
— Это правда? Отвечай!
Змея зевнула, медленно открыла правый глаз и тихо прошипела, глядя
им на льва:
— Да-а, повели-итель, я с-с-сама ви-идела-а…
Лев горько вздохнул.
— Да, два свидетеля — это сила. Убить волка сегодня же!
— А военачальником на его место назначить зайца.
Тут же влезла осмелевшая гиена.
Лев выпучил на нее удивленные глаза:
— Кого? Зайца?! Да ты с ума сошла, верно. Он же трус!
— О нет, лучезарный, он просто осторожен и три раза подумает, прежде чем ввязаться в бессмысленную драку.
И он так предан вам. Ни разу не то что лань, а даже и мышонка не поймал себе на обед.
— Так он же капустой питается.
— Потому и питается, что все лучшее для вас, ваше величество, оставляет.
— Н-да?
Лев довольно улыбнулся.
— Ну-ну, это похвально.
— А как он быстр, нет никого быстрее, ну, кроме вас, конечно, в этом лесу.
Сам и на разведку сбегает, сам и войско проведет, и ничего лишнего не возьмет.
Лев задумался. Последнее ему понравилось больше всего, и он, почесав задней лапой роскошную гриву, дал согласие.
— Ладно, пускай послужит пока, а там посмотрим. Волка же казнить немедленно. Распорядись.
Гиена поклонилась и ушла.
А лев остался дальше валяться под деревом и вкушать принесенную ему слугами еду.
На следующий день лев сам лично гнал кабана, преследуя его по лесу. Он бежал широкими сильными прыжками, отталкиваясь от земли когтистыми лапами и предвкушая близкую победу.
Запах кабана дразнил царя, а в пасти уже скапливалась тягучая голодная слюна. Но тут из кустов неподалеку кто-то выскочил и проворно побежал сбоку, не мешая, но и не отставая.
Лев понял, что это опять гиена пришла советы мудрые давать.
— Ваше величество!
Проорала она, тяжело дыша и перепрыгивая через корни деревьев.
— Ну чего тебе.
Рыкнул лев недовольно.
— Так я это, мне бы того…
— Чего?
— Может, остановимся, пока я не померла, ведь околею же, честное слово, а кто тогда вам будет мудрые советы давать?
— Но я охочусь!
— Мой совет важнее.
Пришлось остановиться. И счастливый кабан скрылся за деревьями.
— Ну! И что это за важный совет? Учти, если он не очень важный, я ведь и тебя могу съесть, хоть ты и невкусная.
— А еще костлявая.
Перепуганно подтвердила гиена.
— Кхм, так вот. Я о лисе.
Лев тут же расплылся в мечтательной улыбке:
— О Патрикеевне? Так бы сразу и сказала. Как там наша красавица поживает? Что-то я давно ее не видел.
— Объедается наша красавица. Кур ворует у вас.
Скорбно сообщила гиена и тихо отползла в кусты.
— Что-о-о?
Лев был вне себя.
— Моих кур? Убью?!
— А можно я? Ну, распоряжусь там.
— Нет, ты погоди, а где доказательства?
Остановил сам себя лев и с подозрением уставился на советника.
— А дык змея все видела.
Спящая неподалеку змея опять все подтвердила, и лев снова не смог противостоять упрямым фактам.
Лису казнили.
Потом казнили и медведя;
— за то, что воровал мед и ругался грязно в адрес правительства.
Потом кабана;
— за то, что подстрекал на бунт кабанят.
Потом…
Да что там…
В лесу вскоре из всех зверей остались лев, гиена, змея и мелкая живность вроде зайцев, белок, ежей, птиц, насекомых…
И вот как-то одним ранним жарким утром…
— Лёва.
— Чего?
Лев грустно лежал у реки и пытался сообразить, почему он с каждым днем питается все хуже и хуже, а друзей вокруг становится все меньше и меньше, но соображалось туго и жутко хотелось спать.
— Лёв, а Лёв.
— Гиена, ну ты обнаглела! Какой я тебе лева? Я цар-р-р-рь!
— А, ну да, извини. Царь.
— Чего?
— Там на тебя бык крестьянский наезжает.
— Чего?
— Ругается, плюется в сторону леса и рогами сильно машет.
— Да я его…
— Ага, ага, иди, а я пока лес посторожу.
— А ты уверена, что это надо.
Внезапно засомневался царь зверей, задумчиво глядя, как гиена сооружает себе на голове что-то вроде короны из опавших к осени листьев.
— Чего?
Не поняла гиена, рассыпав листья.
— А, ну да. Он тебя зеленой лягушкой обозвал. Вон, она тоже слышала.
И гиена указала лапой на землю. Они посмотрели на валяющуюся неподалеку змею, и та тут же все подтвердила.
Лев осерчал и пошел биться.
И погиб в битве, оставив на произвол судьбы молодую львицу и трех маленьких львят.
И тогда, после похорон, собрались все звери леса на поляне и стали грустно смотреть, как гиена, скорбя о почившем самодержце, заявляет права на власть как ближайший друг покойного царя и будущий опекун трех львят, будущих царей этого леса.
А змея лежала неподалеку и довольно мигала угольками глаз.
Все вышло именно так, как она и хотела.
К концу рассказа около меня уже собрались все — ребята с интересом слушали странную сказку, а котик тихо сопел, заснув под конец, и тихо мурлыкал во сне.