часть двадцать седьмая
Поздравления сыпались на мою бедную голову как горох, оказалось, что все меня знают, все за меня переживали и все так рады, что я снова с ними Вежливо растолкав толпу отец, усадил нас в повозку и, громко щелкая бичом, направился домой.
Еще слышались мелодичные звуки последующих танцев, но поддерживаемая матерью, я с вконец окосевшими глазами ввалилась в парадную комнату и, рухнув на пол, отказалась подниматься.
Силы оставили меня, как тогда в ледяной пещере:
-меня трясли,
-прыскали в лицо водой,
-вежливо уговаривали…
ДА ВОТ ВАМ ОРЕХ! ПОТЕШИЛИСЬ СТАРЫМИ ОБЫЧАЯМИ… ТЕПЕРЬ САМИ РАСХЛЕБЫВАЙТЕ!
Через некоторое время, все же, мне удалось подняться, и я как лунатик принялась распутывать многочисленные хитросплетения на голове. Спящая чутко мама осведомилась о моем состоянии и помогла с при этом поглядывая как на лошадь, получившую первый приз, восхищенно-покровительственно.
Ближе к рассвету общими усилиями мы справились с и прической,
макияж отковырнули пилкой для ногтей,
заклеили натертые места на ногах,
и приняв положенную ванну, отправились на завтрак.
Вообще-то, на завтрак ничего не было, все так были увлечены подготовкой к балу, что такую несущественную деталь как-то упустили из виду.
Я предложила сбегать по холодку в ближайшую пекарню и, если там нет хлеба, то можно и тесто поесть — тоже вкусно.
Матушка предложила мне оставить все свои выходки при себе: невеста королевского сына должна быть полна достоинства, что скажут добропорядочные эльфы, если заметят будущую принцессу облизывающей с рук сырое тесно из квашни, с носом измазанном в муке.
ПОЗОР!
Из-за этого достоинства пришлось сидеть голодной до обеда.
В голову лезли только поганые мысли:
— «Туда не ходи, это не делай, с тем не разговаривай. Ну попадись мне Лег, весь нос исцарапаю, так приколоться по полной программе.»
Бедный Гимли приходил два раза, но разговор отменили по причине нечищенных сапог. Родственники все прибывали, подарки уже заполнили кладовую и вываливались в кухню. Парадно одетые служители короля принесли тяжеленный ларец с драгоценностями.
Ахающая мать, перебирая искрящиеся изумруды, то и дело вскрикивала от восторга.
Мрачный отец, переговорив с посланцами, назначил день моего представления ко двору.
— Эти украшения ты оденешь на благословение короля. Будь паинькой. Действуй по плану, и королевские регалии у нас в кармане.
ВСЕ ДОСТАЛИ!!!
Пнув ларчик здоровой ногой, я бросилась к двери. Мощным броском отец перехватил меня за талию и, приподняв над полом, некоторое время держал, пока мне не надоело брыкаться.
Мама, воздев руки к потолку, безуспешно призывала знакомых богов образумить меня. Сестры собирали раскатившиеся зеленые камушки. Я извивалась, пытаясь вырваться из стального захвата отца.
— Всем доброго дня.
Певуче произнес, даер.
Издав вопль атакующего ирчи, я рванулась к источнику всех моих несчастий, и это внесло небольшой диссонанс в церемонию полуденного приветствия.
Мои родные четко и с достоинством откланялись — родители дважды,
сестры с братьями трижды.
Принц согласно этикету приложился к щеке моей мамы, пожал свободную руку моему отцу, поклонился сестрам, кивнул братьям и, не выдержав, подмигнул мне.
— Я могу поговорить со своей динэт?
На той же вежливой ноте проворковало это исчадие Дур-Гулдура.
Сглотнув вырывающиеся благодарственные слова, мои родичи согласно буркнули и скрылись в соседней комнате, предварительно вытолкав туда и сестер, братья ушли сами, заняв выгодные позиции у вентиляционных отверстий.
— Эльфи, разговор есть, только прекрати драться. Успокойся, сумасшедшая.
Уже своим обычным голосом произнес аранен, привычным жестом заламывая мне руки за спину.
— Ну и что ты хочешь мне сказать? Комедия кончина и занавес упал? Объясни тогда это моим родственникам, их за воротами уже с две сотни набежало. Все как белки под кокосовой пальмой.
— Оставь свои кровные связи в покое и слушай. Тебе нужно помилование?
Нужно.
Решения совета двенадцати никто не в праве отменить, даже таур, мой отец.
Только члены королевского дома неподсудны, им прощается все.
Это единственный выход.
Перейдя к насущным проблемам, он продолжил.
- Через десять дней состоится твое представление ко двору, опозоришь меня, если не начнешь с сегодняшнего дня заниматься. Тебе будут присланы учителя, будь добра, не пугай их и принимай подарки, это обычай — выполняй!
— Сейчас, разбежался, выставил меня на посмешище. От подарков дом разваливается, и ещё тайно идет подписка на придворные должности.
— Ты будешь учиться?
— Нет!
— Будешь?
— Нет!
За дверью послышались протяжные разочарованные вздохи, и мы зашипели на пол октавы ниже.
Родители безнадежно напрягали уши и массировали поясницы.
Я не могла дольше издеваться над ними и предложила аранену убираться
Вздохнув, он подвел меня к окну, за которым уже собрались многочисленные соседи и родственники, вздохнув ещё раз, поцеловал по всем правилам приличий.
Вышел такой образцово-показательный поцелуй, что удовлетворенные зеваки зааплодировали. Вышедшие домашние присоединились к нескончаемым овациям.
Так под приветственные крики королевское высочество отбыло.
Я тоже попыталась проскользнуть в общей восторженной суматохе, но отец зорко следил и, призвав на помощь сыновей, установил круглосуточное дежурство.
Была даже мысль привязать меня за ногу к столу.
ДЕСЯТЬ ДНЕЙ КОТОРЫЕ ЧУТЬ НЕ ПЕРЕВЕРНУЛИ МОЙ МИР.
Нескончаемой чередой потекли дни мучений. Уроки торжественного шага и изящных жестов,
-искусства носить шлейф,
-факультатив благородного взгляда и мыслей,
-тренировка реверансов и поклонов,
-вечерняя зубрежка приветственной речи.
И это ещё далеко не всё.
Галки, обжившие нашу крышу, оголтело выкрикивали сложные падежи придворного наречия.
Дальние родичи прибыв раскинули палаточный городок под нашими окнами.
Выпили все запасы отца и вытоптали весь огород мамочки.
Мой родители стоически переносили все невзгоды ради великой цели.
Дверь хлопала не переставая, от постоянных сквозняков чихали сестры и пеларгонии осыпалась багровыми лепестками.
Десять дней на осадном положении подходили к концу.
Вечерами я начинала подвывать от безнадежности.
В последние сутки, после примерки платья поинтересовалась, есть ли в доме веревка.
Утром я уже стояла столбом в сложном придворном прикиде по последней моде со шлейфом в пятьдесят шагов ни больше, ни меньше, полностью экипированная для выполнения своей миссии.
На диванах в живописных позах отдыхали самые близкие родственницы.
Перед крыльцом расстилали плетеные коврики для торжественного выезда.
Оставалось менее трех часов.
В окно заглянул Гимли и, обозвав меня майской энтихой, поинтересовался дальнейшими планами.
— Кончай издеваться, видишь я в почете по самые уши. Дальше некуда. Умоляю.
Продолжила я, молитвенно складывая руки.
— Подожди меня.
Я сбегу. Зуб ставлю против пары дохлых крыс.
Жди меня и будь готов отдать концы.
— С тобой это не проблема.
Проворчал гном.
Как я люблю этот его голос, это добродушное ворчание и крепкие словечки, от них веет спокойствием и надеждой.
— Мы сбежим куда угодно, хочешь к трехглазым великанам острова Гарнор или к подземным владыкам темных гробниц Атуана.
Я буду стирать и выучусь готовить, правда-правда. Только забери меня отсюда. Пожалуйста
Всхлипнула я от полноты своих жертв.
— Опять надуешь.
Резюмировал Гимли
— И изумруд тебе подарю
Гномьи глазки сверкнули с плохо скрываемой жадностью.
— Покажи!
Путаясь в длинном подоле и в не менее длинных разрезных рукавах, я доковыляла до ларца. Нащупав камень, кинула его ожидавшему Гимли. Короткий шлепок подтвердил точное попадание.
— Ну что нравится?
— Подойди поближе, и тебе понравится.
Потирая наливающийся фингал выдохнул гном.
— Ладно, я жду тебя на причале, как сможешь, так и приходи
Удаляющиеся шаги моего рыжего заговорщика растаяли в предрассветной дымке.
Теперь, когда появилась четко обозначенная цель, средство её достижения придумать было значительно проще.
Планы побега роем закружились в голове, даже ужас предстоящего дня мягко откатился и растворился, как волна в необъятном море.
Свет приближающегося дня вызвал легкое шевеление в рядах многочисленной родни.
Их неторопливые сборы напоминали вылет заспанных весенних шмелей в предвкушении обильного взятка.
Все с достоинством готовились к придворному маршу.
Эльфы-адвокаты спешно сверяли списки приданного,
-присланный церемониймейстер составлял торжественный кортеж,
-прелестные девочки рассыпали лепестки роз и ромашек,
-хозяйственные службы раздавали ленты с королевскими гербами собирающимся поглазеть жителям.
Почетный караул прибыл к самому выходу.
— По дороге сбежать невозможно.
Размышляла я, поглядывая в окошко.
Мои домашние также попали под власть придворных консультантов и запинаясь сдавали последний зачет на знание церемонии.
А меня, наконец, оставили в покое, наедине с изумрудным ларцом.
— Ты еще не надела королевские украшения! Завопила старшая сестра Лютенель, на бегу заглядывая ко мне.
— Какая ты неумеха!
Подтвердила Камелия, сбивая первую с ног.
Общими усилиями на моей шее затянули:
-ожерелье,
-пять цепочек с кулончиками и пять без,
-семь рядов изумрудных подвесок,
-воткнули четыре сережки в правое ухо,
-и шесть в левое,
-лязгнув защемили руки тесными браслетами
и под конец развернув как гирлянду драгоценную сетку, сотканную из тысяч зеленых крупинок, накинули ее мне на голову.
Полюбовавшись своей работой, сестры слиняли.
Следующей была мамочка: поправив на мне пышный ворот, а точнее, бесстыдно оголив плечи и шею, заплакала.
Вбежавшие десять снох хором выкрикнули:
— Эскорт прибыл!
В поднявшейся суматохе я, направившись к двери и наступив на длинный подол, шлепнулась. Заботливые папочкины руки, встряхнув, снова придали мне вертикальное положение и, дав легкий шлепок пониже спины, быстро доставили на стартовую площадку.
Приветственные крики, звон переносных арф, яркие пятна лент, всё слилось в один параноидальный синдром.
Сыпались лепестки лилий под колеса экипажей и, расплющиваясь, источали одуряющий аромат. Лошади, покрытые попонами с гербами, то и дело встряхивали головами, пытаясь скинуть белоснежные плюмажи.
Упряжь светилась от сверчкового сала, сотни цветов были воткнуты в уздечки и хомуты.
Копыта запутывались в благоухающих гирляндах, а гривы уложенные в лучших парикмахерских, поражали своим начесом.
-«Бедный Изик.
Некстати, подумала я.
-Ты всегда мечтал о таком убранстве, но не судьба. Водишь теперь табун своих жен и ребятишек где-то на степных просторах. Мне так не хватает твоих рассуждений, стихов, а особенно, неутомимых ног.»
Дворец поразил своей легкостью и воздушностью — белоснежный, изукрашенный лазуритом и бирюзой, с золочеными воротами и легкими террасами поднятыми к самому небу,
с многочисленными занавесями трепетавшими из окон,
журчащим мраморным водопадом спрятанным за листьями вековых ясеней.
Душистые снежинки, между тем, набивались в рот, нос, уши.
Дамы сопровождения обмахивались платочками и величественно кивали как андуинские утки.
Моё положение было самым поганым — полная невозмутимость и равнодушие.
Эту позу я два дня репетировала на диване.
— Потерпи, уже скоро.
Горячо зашептала мне мама.
— «Терплю»
Подумала я.
Ужасно чесался нос и, прилипшие к нижней губе лепестки, тоже беспокоили.
Незаметно облизнув губы, фыркнула, хотя это не остановило зуд, но на душе стало легче.
Приветственные крики становились все восторженнее — значит приближаемся, четко определила я.
И действительно, подобно гигантским кузнечикам почетный караул выпрыгнул из останавливающихся карет и выстроился по обеим сторонам дороги с зачехленными луками и начищенными кинжалами, моментально застыв, даже не моргая глазами. Вдохнув в себя побольше воздуха и подобрав подол, вывалилась из родового кабриолета.
Отец предусмотрительно страховал на случай падения, но все обошлось как нельзя лучше, чинно и благородно.
Сестры оперативно размотали шлейф и пискнув мне:
— Гоп.
Подхватили его концы.
По команде распорядителя выезда подошли две колоны маленьких эльфочек и приподняли мой мифриловый хвост.
Началось торжественное шествие по направлению к парадной лестнице.
Её вид поверг меня сначала в тихую, а затем в громкую панику.
Добрая сотня ступенек уходила в самое небо. Смутно догадываясь, что с черного хода забраться на эту верхотуру не дадут, на подгибающихся коленях начинаю восхождение.
Вот и вторая ступенька, легкий передых, и ядовитый шепот напоминает, что мы уже выбиваемся из графика на пол минуты.
Положительно, на Карадрасе было легче, и никто не следил за стройностью осанки и точной постановкой шеи (я лезла на утес на четвереньках — кстати, очень удобно).
На первом десятке ступеней резко появляется желание повернуть назад, но умоляющие глаза родителей заставляют поменять решение.
Иду, сбивая уже третье дыхание и, презрев все приличия, открываю рот — начинаю хватать воздух как рыба, выброшенная из родной стихии.
Звенят мифрилово-изумрудный вериги, тяжеленный шлейф тянет опрокинуться назад, желудок сводит от мысли о пропущенном обеде. Онемевшие пальцы, намертво вцепившись в расшитые юбки, просто не слушаются.
Вторая половина лестницы растягивается до бесконечности.
Кажется, что конца нет моим, и не только моим, мучениям.
Девочки-бедняжки выбиваются из сил и начинают потихоньку опускать шлейф, и я, как старая лошадь, тащу этот будто засыпанный мокрым песком подол.
Последние ступеньки иду в полусне, мысленно поминая известных богов и неизвестных строителей.
На верхней площадке уже стоит мой друг и прохлаждается. Громко выдохнув, осиливаю последний подъем. Ожидаю слов сочувствия.
— Ты опоздала на целую минуту.
Сквозь зубы процедил он.
— Потаскай шлейф в гору.
Огрызнулась я, стараясь при этом не испортить вежливой улыбки.
По обычаю изображаем радость встречи, получается не очень убедительно.
Опять не доберу баллов по предмету торжественных визитов.
Холодно усмехнувшись, жених отлепляет потерявшую чувствительность мою левую руку от платья и, вывернув её до боли в кисти, тащит меня по зеркальному коридору.
— Быстрее, мы должны нагнать потерянную минуту. Торопит он.
Так я не бегала с моей последней встречи с орками, но и они были более милосердны. Споткнувшись несколько раз за расстеленные ковры, машу свободной рукой для равновесия.
За что получаю дополнительную серию упреков.
В зеркалах отчетливо вижу, что все почетные шлейфоносицы без зазрения совести бросили шлейф, и только мои сестры, держась из последних сил, тащатся следом.
Отчетливо понимаю, что весь хвост я везла одна уже со второй половины лестницы, а заодно волокла и этих нахалок.
На возмущение нет времени.
Мелодичный бой часов застает нас возле опаловых дверей.
Они распахиваются, и мы с торжественно-идиотским видом вступаем в малый тронный зал.
Овальный, залитый светом матовых окон, он, кажется, мягко светится изнутри.
Полукруглый ряд придворных с последним ударом часов размеренно выполняет полный эльфийский поклон.
Мы встаём возле незаметной маленькой веточки с двумя листочками, положенной на пол для обозначения нашего места.