часть седьмая
16-Й ДЕНЬ И 10 ПОСЛЕДУЩИХ
Высокие мэллорны вздымались в предутренней дымке.
(прим, Мэллорн- «Золотое дерево» Его листья, похожие на буковые, но больше, бледно-зелёные сверху, а снизу — серебристые. Осенью листья не опадали, но становились светло-золотистыми. Весной на дереве распускались золотые цветы в гроздьях, как вишня, которые цвели до самого лета, и как только цветы распускались, листья опадали, и с весны до конца лета роща малинорни стояла на ковре и под крышей из золота, но столпы её были серебристо-серыми. Плодом его был большой орех с серебристой скорлупой.)
Торжественной тишиной встречал меня Кветлориен.
(примечание, Кветлориэн — один из самых красивых городов Средиземья, оплот спокойствия)
Неслышно покачивались тонкие ветви, грезя о вечной весне. Аромат неведомых цветов разливался по слегка влажной от росы траве. Тончайший изумрудный шелк трав искрился на восходящем солнце. Маленькие капли бисером были рассыпаны под ногами.
Сотни светлячков устроили кутерьму между серебряных листьев ясеней. Казалось, что сами деревья переливаются всеми бликами еще не ушедшей луны.
Я успела набрать росы в небольшой флакончик, освежающее качества ее известны издавна и пропустить такой случай непростительно.
Мягко как большая кошка показалось рассветное солнце и залило всю долину золотистым переливом.
И внезапно послышалась чудная песня, сотканная из множества звуков, скрипов, звонов. Нежные мелодии ромашек перекликались с треском кузнечиков, вздохи старого пня с капелью сладкого сока сорвавшегося с листьев, гомону добавили неизвестно откуда взявшиеся шмели, и ласточки, касаясь крылом росы, пили этот животворный напиток.
Зачарованная и слегка обалдевшая я не могла заставить себя продолжить путь.
— «Вот где надо жить! Конец исканиям! Я нашла свой новый дом!» Такие мысли неслись роем в моей голове опережая другие более осторожные.
Оглянувшись в поисках строительного материала для будущего бунгало, я выбрала несколько стройных вязов, растущих очень удачно: если между ними протянуть тонкие побеги ивы и закрепить их прививкой, то разрастаясь они сами возведут лиственные стены.
Крышу можно придумать из гигантских листьев лопуха, его здесь более чем достаточно. И только я все это так хорошо обдумала, как:
— Стоять. Руки за голову. Оружие на землю. Деньги, контрабанда, наркотики имеются? Молчать. Говорить по команде. Шаг в сторону — побег, стреляем без предупреждения.
Затем на земле оказались все мои богатства, впрочем, и я тоже, уткнувшись в кустик мятлика (прим, Мятлики — газонная трава).
Кто-то безжалостно вязал мои руки за спиной, придавив еще для надежности коленом.
— Я аркуэн аимарэа хекил (благородная благословенная странница), отпустите нармо (волки) недорезанные.
Трава забила весь рот, и получилось неопределенное мычание. Но сдаваться в мои намерения не входило.
Изогнувшись я крепко пнула сидящего возле меня, и он, ойкнув, тихо прилег рядом.
Подскочив и перепрыгнув через противника, я, согласно нашей эльфийской тактике, рванула в лес.
Несколько стрел пригвоздили меня к ясеню как муху. Вроде ничего не болит, значит, жива. Стою, отдыхаю.
— Помогите, братья мои эльфы! Я ваша ононэ (сестра, на синдарине).
Подбежавшие преследователи на чистом квенья с лориенским акцентом выкрикнули не переводя дыхания:
— Какая ты нам сэлэр (сестра — чистый квенья), лазутчик мордорский. И не порти наш язык своим нечищеным ртом.
От их наглости я потеряла дар речи, ну то есть рот открываю, а звука не слышно. Погибнуть от рук родственников, к которым так спешила в гости, страшно обидно.
Разбирая мои вещи, лориенские эльфы сразу заинтересовались луком: разглядывая причудливую вязь загадочных знаков, они что-то обсуждали вполголоса.
Что, не знаю. Уши, мои прелестные мохнатые острые ушки закрыли веревкой, когда привязывали голову, потому что я начала кусаться от отчаянья.
Дневник с заложенным билетиком не читая бросили под ноги. Флакончик с росой, подвергли тесту на содержание опия, несколько ягод съели, троглодиты голодные.
Маникюрный набор реквизировали с презрительной усмешечкой.
Но последней каплей было непочтительное обращение с единственной расческой — ее просто сломали.
Перегрызя путы, держащие мою голову и, одновременно, рот, я на смеси синдарина, каменноугольного и энтского языков высказала все, что думаю о сородичах, чем окончательно привела их в состояние холодного бешенства.
Четверо против одной, и то эльфийки, хотя на последнею я была явно не похожа.
К вечеру предъявили обвинение в убийстве и грабеже честного эльфа или полуэльфа.
Кто же по доброй воле отдаст лук, у нас его потеря приравнивается к бесчестью, и все попытки объяснить, что он мой по праву рождения, сводились лишь к судорожному всхлипыванию.
— Назгул, уже третий за неделю, неплохой улов, королева будет довольна.
Радостно переговаривались мучители, пинками подгоняя меня к месту своей дислокации.
Долина уже не выглядела такой чарующей, и высокие октавы звонких струн птичьих голосов не будили добрые мысли. Только развяжите мне руки, я и восьмью ногтями расцарапаю ваши анты (лица).
Удачно упала на что-то мягкое. Оказалось, это мой теперешний брат назгул. Он очень вежливо ссадил меня со своей шеи, поинтересовавшись лишь моим именем.
Я назвалась уменьшительным, потому что полное он все равно не смог бы запомнить до конца.
Сидим в клетке повешенной на высоком суку мэллорна, покачиваемся.
— Эльфи. Приятно познакомиться.
— Взаимно — Байрак, а тот, что у дверцы — Валентин.
— Зачем они ловят нас?
Спросила я, когда Байрак перепилил мне веревку на руках острым ногтем.
— Для утех ихней королевы
Ответил Валентин
— Или короля, поди разберись — кто оставался в живых был нем как рыба. Им выдергивали языки. А у назгула это единственное, что оставалось, кроме костей конечно.
Добавил Байрак.
Воцарилось долгое сочувственное молчание.
— В каком часу здесь кормят?
Не выдержала я гнетущей атмосферы, где каждый представлял себя уже без языка.
— Здесь не кормят! Изредка выплескивают воду на голову для смеха.
— Нет, мы так не договаривались, я не костлявый назгул мне есть надо!
— Кто ты?
— Эльфийка чистейшей голубой крови.
Хохот потряс стены садка, сверху посыпался сухие листья, и недовольный сонный голос часового пробормотал человеческое ругательство.
Вдоволь насмеявшись, мои сокамерники потребовали доказательств.
Кто меня тянул за язык? Хорошо что они удовлетворились разглядыванием мохнатых ушек. Впредь надо быть осторожнее с высказываниями.
Мой дневник, после настойчивых просьб и завываний, бросили к нам, и первые литературные критики очень высоко оценили данный труд.
— Ну ты даешь!
— Супер.
Вот и вся рецензия — кратко и точно.
Затем я сделала эти записи при свете огромного фингала Валентина.
* * * * *
…Поутру нам пинками дали понять, что пора в дорогу. На мой протест идти натощак сунули сухую лепешку.
Блаженство разлилось по всему желудочному тракту, когда, почти не жуя, я глотала отломанные куски.
Еще два часа ушло на вычесывание гривы, кстати, мой стиль прически вызвал некоторый интерес часовых.
Еще час ушел на перешептывание. Наконец, негостеприимные родственники подвергли меня осмотру.
Цвет глаз проверили на солнце и в тени. Еще час совещались. Время шло к полудню, и назгулы улеглись на законную сиесту.
Затем главный начальник предложил мне пройти более детальную идентификацию.
Пришлось показать уши. До вечера извинялись, и ночь тоже прошла в слезных заверениях, что я не сержусь и понимаю их нервозность — без душа по три дня в дозоре.
Вот только, как мне теперь в глаза друзьям назгулам смотреть?
Перед рассветом, тщательно отворачиваясь, выпустила узников — жалко их языки, если не они, то кто прославит мои произведения на все Земноморье.
Быстрые заверении в дружбе и любви потонули в гуле двойного драпа. Прощайте мои недолгие приятели, может, еще встречусь с вами, и мы продолжим литературные чтения, с обсуждением сравнений и метафор.
А пока, совсем другие сравнения и метафоры я выслушивала весь следующий день. Какие они все-таки грубые, эти эльдары.
(Эльдар (Eldar) — раса существ, предшественники человечества)
С завязанными глазами, устами и руками провели меня тайными тропами в их главную ставку.
Для надежности с головой прикрыли широким плащом, зашпилив его лесным чертополохом. Так вступила я в Кветлориэн. Слепая, немая, с мешком на голове…
В ЛОРИЭНЕ И ЕГО ОКРЕСТНОСТЯХ
Лориэн, если прислушаться кажется это колокольчик где-то вдали поет свою нескончаемую песню лицемерно обещая отдохновение от тревог и печалей.
Лориэн, это эхо отзывающиеся в эльдорских балладах, будивший несбыточные мечты о сказочном царстве покоя и справедливости.
Лориэн, и сквозь щели холщевой повязки пробиваются мягкие лучи закатного солнца, согревая мое обветренное лицо.
Я нежусь в прощальных отблесках светила и споткнувшись лечу кувырком. Полет останавливает величественный тополь. Кажется. Спасибо. Одной шишкой больше — разница не существенна.
Может когда-нибудь я вспомню и это с улыбкой или с легкой грустью о беспечно глупо потраченной жизни лишенной какого бы то ни было смысла, без сердечных привязанностей, без дома, без семьи, без присущих мне по статусу недостатков.
Странно, но мысли о будущем никогда не волновали меня, каждый день был заполнен отчаянными попытками выжить, не быть съеденной или еще хуже того растрепанной. И это без бантиков, резинок, головных кружевных наколок.
Другая эльфийка от такого расклада давно бы отправилась к престолу владыки Эру и была бы там принята как мученица. А я ничего, даже под плащом выгляжу неплохо.
Быстро наступившие сумерки улеглись на ветки меллорнов и мягко перетекли по коре и листьям вниз, съедая краски сочного дня. Окутали полумраком придорожные кусты, и одиноко бредущую группу из трех эльфов и меня в мешке. Усталые голоса приглушенно звучали в прохладе засыпающего мира.
— Стой. Да остановись ты светлейшая эльфийка, что у тебя ноги из мифрила?
— Чешет как к себе домой!
— И свалилась всего раз, может третий глаз есть?
— НЕ ЗНАЮ ЧЕГО У НЕЕ ТАМ ЕСТЬ, НО ДОГАДЫВАЮСЬ ЧЕГО НЕТ — СОВЕСТИ!
— Надо нас так обломать накануне праздника прибытия иностранной делегации — три жирных назгула испарились как сон в летнюю ночь.
Примерно так переговаривался мой почетный караул, располагаясь на краткий привал перед торжественным вступлением в главную ставку.
А я размышляла. Праздник — это хорошо, это пение благодарственных гимнов потом баллад, потом кому что в голову взбредет, это танцы со значением и без, кончающиеся обычно несколькими свадьбами, но главное столы, столики и просто тумбочки с едой:
— эльфийской выпечкой,
— березовой кашей,
— борщом из заячьей капусты,
— котлетами из камыша,
— ягодами и грибами,
— орехами и корешками,
— нежнейшими побегами лопуха
— и компотом… много компота, очень много…
ГДЕ ТЫ МОЙ ВОЖДЕЛЕННЫЙ ПРАЗДНИК?
ПЛАЧУ
Какая я стала сентиментальная, или просто мои провожатые сапожки сняли?
Ни рожна не видно под плащом.
Предвечерняя тишина окутала наш маленький лагерь, ее торжественное молчание нарушал только звук работающих челюстей. Мне тоже перепало — когда сняли повязку с глаз и развязали руки.
Кусочек ячменной лепешки проносимый четыре раза мимо рта, я умудрилась схватить зубами из онемевшей руки.
Ближе к ночи, когда мои караульщики вымотанные двухдневным беговым маршем отключились вместе с часовым, я поймала крупного светлячка дабы набросать те немногие строчки накануне великой встречи королевской четы Лориэна и меня.
Завтра решающий день, и на предложение остаться здесь навсегда я, конечно, немного поломавшись, соглашусь. Они обалдеют от счастья.
* * * * *
Утром долго перепирались — кто заснул первым, и почему мой храп не разбудил даже часового. Эта перебранка вырвала меня из восторженного оцепенения вызванного красотой предутренних всполохов. Ну куда тут денешься от описания красот природы раскинувшейся по обеим сторонам дороги.
Колоннада стройных тополей отсвечивала серебристой корой, и розовые тени деревьев ложились на слегка пробудившиеся травы, где-то верещал оголтелый кузнечик, и росы проливались искрящимися потоками от легкого прикосновения наших ног.
Ходить с мокрыми ногами не большое удовольствие, тем более что за этим последует и распухший нос.
Бежим довольно резво (без плаща на голове я продвигаюсь значительно быстрее).
Вдали мелькают странные гнезда на ветках с множеством фонариков и лесенками-переходами. Они все ближе.
На бегу замечаю, что под ногами возникла дорожка из золотистого песка с разноцветными камешками по краям.
Ухоженные лужайки с фигурно подстриженной травой тоже стали попадаться гораздо чаще.
На одной паслись единороги — красоты неописуемой. Ослепительно-белоснежные, с проницательными глазами, онИ деликатно отряхивали комочки земли приставшей к пучку травы прежде чем отправить его в рот.
Крепкие зубы поблескивали в лучах солнца. Несколько колокольчиков на атласной ленте обвивали их главное достоинство — рог и вызванивали на легком ветерке вальс бабочек в золотом лесу.
Засмотревшись я резко затормозила, и вся масса из трех лориэнских эльфов налетела сзади. Мы сплелись в какой-то невероятный клубок и продолжили свой путь слегка уклонившись от дорожки. Мелькали ноги, головы иногда руки, в скором вращении сметая все на своем пути.
Последнее, что помню, это испуганно-удивленные глаза единорога…
Затем эти глаза трансформировались в эльфийские нежно-водянистые. Мягкий свет лившийся откуда-то сверху слегка ослеплял, и изображение получалось несколько размытое.
Зажурчали слова лечебных заклинаний, и прохладные пальцы легли на мой воспаленный лоб. Оздоравливающая нега завладела всем сознанием и телом, разумеется.
Резко захотелось почти забытых эльфийских удовольствий — лежать на цветущем лугу в венке из лаванды и сдувать пыльцу по ветру чтоб дальше летела.
ПОЛЕЗЕТ ЖЕ В ГОЛОВУ ТАКАЯ ЧУШЬ
Сеанс психотерапии длился не очень долго, иначе быть бы мне одной из этих безликих прозрачных дев с одинаковыми мыслями и желаниями.
КОШМАР.
ДНИ В ЛЕЧЕБНИЦЕ
Вроде ничего не болит, все члены работают без капризов. Значит, опять повезло, а вот моему соседу — не очень.
Стройные копыта слегка подрагивают в такт шагам медсестры в смешном балахоне из лесных трав. Так, приехали, я что в конюшне?
Замотанная голова лошади грустно смотрела на меня и глаза отчетливо выражали весь ужас пережитого. Я не виновата, не надо так осуждающе глазеть, дырку прожжешь.
ДЕНЬ СУДА.
После выздоровления мне предъявили обвинение:
— в нарушении правил дорожного движения по тропам Золотого леса,
— резкое торможение и создание помехи последующе-бегущим эльдарам.
Как следствие несколько выбитых зубов, два сломанных ребра, три фингала и один вышибленный рог.
По первым телесным повреждениям покалеченные удовлетворились парой часов извинений.
По последнему хуже — меня обязали заботиться о покалеченном животном всю оставшуюся жизнь.
Везет так уж везет, теперь к бесполезному луку добавился и единорог без рога. Интересно, как теперь его называть безрог или просто лошадь.
— Сама ты лошадь.
Привет, приехали, он еще и разговаривает. Кто же теперь меня слушать-то будет?
Примерно так я рассуждала, разглядывая нового нахлебника. С виду ничего — упитанный, гладкий. Только болтливый очень. Разговор у нас происходит очень просто — глазами: я смотрю и понимаю его мысли, так что переводчик не требуется.
Познакомились, его зовут ИЗУМИТЕЛЬНО-ПОРАЗИТЕЛЬНО ИЗЯЩНЕЙШИЙ, превосходно потрясающий и восхищающий воображение, смущающий нечестивых, ослепительно сияющий, блестяще ослепляющий, единственно прекраснейший, несравненно обаятельнейший и бесконечно отупляющий.
Вроде, правильно записала. Немного длинновато, а память у меня короче носа.
В общем, запомнила только Изик, а на возмущенные взгляды привела очень веский аргумент:
— У меня аллергия на длинные имена, после третьего слога впадаю в буйство.
Припомнив неприятный случай на дороге, тот согласился, что между нами можно и так, но в обществе пожалуйста полностью.
Я записала на бумажке, но произнести это без трех-четырех ошибок все равно не получается. Ладно, буду тренироваться по вечерам.
Привязала Изика к своей осине, что мне выделили для временного жилья. Осинка дрожит даже от легкого ветерка, и я от постоянной вибрации начинаю подпрыгивать даже на твердой земле.