.
Он валяется на диване. Глаза прикрыты, тело расслаблено — дремлет. Наглая физиономия излучает умиротворение. Это редкость. Обычно в его взгляде читаются высокомерие и бесконечное самодовольство. Но сегодня жарко и, похоже, что ему лень не только шевелиться, но и выказывать свое презрение ко мне.
То, что он меня презирает — факт. По его, Бандерасову, мнению я не гожусь на роль самца. Я не достоин не то, что драки — а даже внимания. Он меня игнорирует. Проходит мимо, словно я мебель — не поворачивая головы. И только иногда, наткнувшись на меня взглядом, брезгливо передергивается.
Жена от него без ума. Влюбилась с первого взгляда и не перестает восхищаться его походкой, мускулатурой, грацией, разрезом глаз, усами, ушами… Черт возьми, все тоже самое, но в моем исполнении не вызывает у нее таких эмоций! У меня тоже есть усы и уши. И я ревную.

Бандерас — огромный черный кот. Подруга жены подкинула его нам на пару месяцев — боже, целых два месяца! — а сама укатила куда-то за бугор.
— Он просто душка, с ним никаких хлопот! — уверяла подруга, выгружая на кухне лотки, мешки с наполнителем, банки «Вискаса», шампунь, витамины, матрасик, игрушечных мышей и бревнышко, обмотанное веревками — точить когти.
— Да он просто красавец! — вторила жена, с усилием отрывая чудовище от пола и прижимая его к груди.
— Кастрированный? — поинтересовался я, протягивая к коту руку, и тут же получил когтями по запястью.

Надо ему, гаду, отдать должное — ухаживать за женщинами он умел. Распушив хвост, выбегал в коридор встречать жену, нежно заглядывал ей в глаза, прижимался к ногам и неизменно — парень, это запрещенный прием! — составлял ей компанию в просмотре вечерних сериалов.
По утрам жена сначала кормила Бандераса, а потом меня. Придя с работы, говорила ему «здравствуй, милый», а потом кивала мне — «привет». Ложась спать, звала — «иди ко мне, мой котик», а я… я залезал в постель без приглашения. Третьим.
Я решил набить ему морду, но он, проигнорировав лежащий у меня на ладони кусок колбасы, взобрался на шкаф, плевался сверху при моем приближении и просидел там весь день. А потом любовался яростью моей жены и нагло поддакивал в особо драматические моменты:
— Ты садист! — кричала она.
— Мяааау! — подтверждал он.
— Тебе даже кота нельзя доверить! — гневалась она.
— Мяааау! — рыдал он.
— Живодер, — закончила она.
— Мяааау, — согласился он, слезая со шкафа в ее объятья.

В перспективе маячили еще полтора месяца жизни втроем. Я задумался. Выходило, что в честном бою мне вражину не одолеть — в любом конфликте жена принимала сторону кота. А мне доставались лавры живодера.
Ладно. Сменим тактику.
Первым делом я купил одеколон от Антонио Бандераса — жена расценила это как знак смирения и слово «живодер» зазвучало реже. Я стал носить черное — мне идет, я знаю. Я начал бегать и отжиматься по утрам — чтобы подтянуть живот и обрести вожделенную подвижность и грацию. Глядя на конкурента, часами надраивающего языком шерсть, я стал дважды в день принимать ванну с ароматическими добавками и пеной. И даже — господи, в кого я превращаюсь! — решил отрастить хвост.
Мой новый имидж жене нравился, но кот в его безупречности по-прежнему был недосягаем.

Мы ложимся спать — моя жена с Бандерасом и я. Осталось три дня. Я гладко выбрит и восхитительно пахну. На моем торсе нет даже намека на жирные складки. Мои отросшие волосы уже собираются резинкой на затылке. Я начал учить испанский.
А на следующей неделе уезжает в командировку мой школьный друг Вовик. И оставляет нам — всего на пару месяцев — свою белоснежную персидскую кошку. Ее зовут Муська. Но я буду ее звать Мерлин Монро.