- Ну, здрасьте…
Вы замёрзли? Пустяки!
Согреемся на кухне у конфорок
и вечер скоротаем по-людски…
Красивая… Вам сколько?
- Будет сорок.
- Мне двадцать. Ах, Вы знаете? Ну, да…
Что скажете?
Понравился? Приятно!
Сейчас я покраснею от стыда.
Наверное, уже на шее пятна.
Я выпил бы…
Ничтяк! У вас с собой?
Сейчас не повредит — дрожу, как заяц,
а, может, я, напротив, зверобой —
прицелился, сомненьями терзаясь.
Работаю…
Какой там институт?!
Отец погиб, мне было ровно десять…
А мама…
только завтра будет тут,
давайте-ка бухать и куролесить.
Грублю ли я?
Я сам сейчас в пике.
А как же разговаривать мне с Вами?
Ведь мальчика-то с биркой на руке
Вы про’дали за пару сотен маме…
Вы замужем?
Четырежды? Пиздец!
Простите, я пьянею с полбокала…
А мама, как разбился наш отец,
себе так никого и не сыскала.
О том, что Вы просили встреч со мной,
мне мама сообщила на неделе,
в тот вечер
маму в кофте шерстяной
знобило так, что корни поседели.
Не ахайте!
Всё с мамой хорошо.
Бывают, правда, всякие заминки:
украдкой попивает порошок
и врёт, что это просто витаминки.
Ну, что же…
Поболтаем до утра,
вернётесь к молодым когда-то вишням,
расскажете про горе с три ведра,
испитое за 20 вёсен с лишним…
…
…Но утром я спросил исподтишка,
терпение и вежливость истратив:
- Хотите из пакета молока?
И нет ли у меня таких же братьев?
2010 г.