«Чтобы было» и «потому что люблю» — это как раз очень понятные мне аргументы. Понятнее просто некуда. О чем бы ни шла речь.

---
Жизнь снова стала интересной, и это оказалось важнее привязанностей, потерь и прорех, которые они оставляют в ткани бытия. «Мне интересно» — именно так выглядит моя персональная формула счастья, точнее, формула необходимой мне дыхательной смеси…

---
На самом деле, времени, конечно, нет ни у кого, зато есть приятная, но бесполезная привычка планировать свою жизнь так, словно мы бессмертны. Планы — о, да, есть в изобилии, а вот времени нет; будущее никому не гарантировано. Это утверждение вполне общеизвестно, банально даже. Но для подавляющего большинства составителей планов безжалостная эта формула все же — абстракция. А для меня — непреложный факт, с которым я уже привык сосуществовать. Ну да, да, почти привык.

---
Иногда мне кажется, что это случилось с кем-то другим, словно история, которую мне когда-то рассказали.

---
— Мы все как-то вдруг синхронно уяснили, что следует прикидываться умненькими, ироничными, расчетливыми, хладнокровными тварюшками. Но ведь… Мы не совсем такие?
— Мы совсем не такие, ясен пень. Мы — нежные, сентиментальные, чувствительные, недолговечные комочки органики. Мы — страшно сказать! — добрые и хорошие. Признаваться в этом чрезвычайно, неописуемо стыдно. Поэтому мы стараемся не выдать себя даже в мелочах. А совершив оплошность, сгораем со стыда, отворачиваемся к стене, губы — в кровь, зубы — в крошку. Непереносимо!

---
… Содрогнулся, осознав, что никчемные пьянчужки нередко получаются из наилучшего человеческого материала, из великого обещания, которому не удалось сбыться. После этого, вероятно, включается программа самоистребления. Собственно, всякий человек — саморазрушающаяся конструкция, просто у этих ребят она работает в интенсивном режиме.

---
Когда думаешь, что тебе уже давным-давно всё на свете известно, и вдруг в самом конце жизни обнаруживаешь, что подвластное тебе знание легко умещается на одной-единственной страничке толстенного тома, да и тот — далеко не единственный в бесконечном лабиринте библиотеки, трудно сохранить невозмутимость.