Юра — мужик загадочный. Непредсказуемый мужик.
Дружить с ним сложно, ибо причинно-следственные связи его поступков запутаны, как коридоры в Останкино.
«Снежок с утра выпал, пора фломастеры заправить» — самая осмысленная фраза из обширного Юро-русского разговорника. Она до сих пор цитируется Юриными знакомыми вместо хрестоматийного «В огороде бузина, а в Киеве дядька».
Специальность Юрина — геодезист-картограф. Сразу после окончания института Юра отрастил мохнатую бороду, сжег (по другим сведениям — съел) диплом и ушел в пампасы, на вольные хлеба. Вольные хлеба добывались им в котельной, в городском морге и, чуть позже, в серверной некого предприятия. А вот сисадмин из Юры вышел знатный — два-ноль-два росту, борода полностью закрывает на футболке слово «IRON…», открывая взору лишь круглое пузо с остатком названия «…MAIDEN», угрюм, нечесан, молчалив.
А еще он умел пить. Не в смысле «знал меру» или «пил много, но не пьянел». Вовсе нет. Пил Юра, я бы сказал, высокохудожественно. До потери компаса, до беспилотных взлетов и посадок.
До ночных прогулок в одних трусах по карнизу третьего этажа. До драки с четырьмя девочками-скрипачками, случайно вышедшими из музучилища. До кражи из автобуса «ЛиАЗ» запасного колеса, намертво принайтованного к стене в пассажирском салоне. До проглатывания на спор (не вру!) четырех лампочек от фонарика. До обнаружения себя поутру в запертой снаружи трансформаторной будке. До разговоров с дверными ручками, до поедания «китекэта», до отклеивания паспортной фотографии. Красиво пил, виртуозно!
В один из таких чудных вечеров Юра убрался до полного паралича и уснул за столом, не теряя, впрочем, достоинства — никаких «мордой в салат», строго вертикально, не склонив головы. Осанисто, гордо, аки Илья Муромец на границе с татарами. Агрегатное состояние ему было — дрова.
Собутыльники потыкали в тело прутиками и, не обнаружив признаков жизни, принялись глумиться.
У кого-то в мобильном до сих пор хранится фотография, на которой запечатлен могучий сисадмин, спящий со вставленными в уши сигаретами и с розовым ковшиком на голове.
После в тыквы друзьям пришла гениальная идея — подровнять Юре бороду. Сделать из немецкого Карла Маркса отечественного Владимира Ильича Ленина. Фотография Юры в роли вождя мирового пролетариата любовно хранится в том же самом мобильнике. После Ленина настал черед Гитлера — и на Юрином лице, лишенном почти всей растительности, остались лишь поганенькие квадратные усики и прилизанная сгущенкой косая челка. Фотка тоже есть. Ржали так, что разбудили всю хрущевку.
Ползали под столом в самом буквальном, не падонковском смысле, и оттуда хрипели и пищали сорванными голосами: «Ой, мля, я не могу больше!..»
Спустя полчаса головы вандалов чуть просветлели. Стало понятно, что бороды не вернуть, и Юра завтра же с утра разорвет всех присутствующих на тысячу маленьких медвежат…
Вариант «подклеить немного пакли» был отметен сразу же.
После раздумий решение было найдено — добрить Гитлера начисто, и назавтра сказать ему, что это он сам.
Добрили. Сфотографировали.
А наутро Юра продрал окуляры, похмелился теплым пивом, умылся в ванной, внимательно глядя в зеркало… и ушел.
Как после выяснилось, ушел в институт, ко второй паре. В институт, который закончил шесть лет назад.
В институт, в котором у него не было никакой бороды.