я бегу из квартиры прочь, бросив на пол кольцо ключей, приоткрытой оставив дверь — мне плевать на весь хлам внутри. поздно мне сожалеть теперь, так что ты не робей — бери и газеты, и старый стол, и гитару, и даже ром [чтоб быстрей ты его нашёл, он в коробке, что под столом].

я бегу из квартиры прочь, запахнувшись в своё пальто. расцветает цветами ночь, небо — звёздное решето; дождь впитался в бетон дорог и врывается с ветром в нос; в проводах мерно шепчет ток — город тих, одинок и бос. многим кажется — он уснул, но он просто осиротел;
и не слышен привычный гул,
и не видно восставших тел,
и не чувствуешь едкий смрад, что под кожу проникнет днём. воздух в городе — горький яд, не смывающийся дождём.
ветер с рваных далёких туч разрывает озоном грудь; запах лёгок, остёр, тягуч, в нём так хочется утонуть, что на миг замедляю шаг [иль на вечность — не разберёшь…]

кто-то шепчет мне: «ты иссяк, ну куда ты, скажи, идёшь? или нет, не идёшь — бежишь, как гонимый борзыми волк… отчего же теперь молчишь?» — «оттого, что не вижу толк говорить в пустоту и мрак», — отвечаю и вновь иду.

этот город — мой плен и враг, что является мне в бреду, разодетый в огни и дым, тянет руки теней ко мне, хочет сделать меня своим, раздирает меня извне…

я бегу, замотавшись в шарф, за шлагбаум, за трассу, прочь! прохожу придорожный бар, и меня поглощает ночь. я не знаю, куда пришёл — тут деревья, сверчки, песок. слышу тихий вопрос: «нашёл? ну признайся же, ты не смог». не нашёл. а чего искал? я же просто хотел сбежать, но, сбегая, не понимал, что меня не готов отдать одинокий седой бетон городских нерушимых стен, и в сознании только он — одичалый шумящий плен.

город так от меня далёк, но он где-то во мне живёт. он измучен и одинок, он всё время чего-то ждёт. и не зная уж, кем я стал, из краёв снова рвусь в края.

я б из города вновь сбежал, только город тот самый — я.