Мой отец был для меня ВСЕМ. Он научил меня всему. Хотя в детстве я не мог оценить его любовь ко мне.
Каждый выходной, когда все ребята шли гулять во двор (зимой — хоккей, летом — футбол), мы шли в Востряково, где был частный дом моей бабушки с садом и огородом и сарай-мастерская отца, где он пилил-строгал — делал мебель и всякую хозяйственную утварь; а я ему помогал. Выходили мы из дома часов в восемь утра и возвращались затемно.
Я ненавидел Востряково. Но когда я поступил в мореходку, и папа с мамой провожал меня на Белорусском вокзале, я случайно, первый раз в своей жизни, увидел слезы в его глазах. Это были крупные скупые мужские слезы. Слезы не на щеках, а в глазах. Такие слезы не вытирают. Они висят в глазах. Подергиваются скулы. А потом слезы как бы уходят обратно, вглубь. А если их слишком много, то их, отвернувшись, сбрасывают, немного наклонившись, зажмурившись и слегка мотнув головой.
Когда мы стали работать вместе, то все вопросы мы всегда решали сообща. И всегда были согласны друг с другом. Мы понимали друг друга с полуслова. Часто мы говорили не словами, а взглядом, мимикой, жестом. И это ни гипербола. Это чувство полного единения. Безмерно счастлив тот, кто испытал подобное. Кто испытал, тот поймет.