Эта неделя пролетела очень быстро. Надо было найти кому пересдать свою комнату — она была оплачена до конца месяца. Также надо было реализовать остаток товаров, взятых на продажу, продать велосипед и цепь с замком к нему, обменять лиры на доллары…
Борис моргнуть не успел — последний вечер в Италии, друзья поднимают тосты за встречи в Америке. А когда все разошлись — спать было некогда. Борис повесил на спину, как рюкзак, длинный баул с постельными принадлежностями, взял в каждую руку по чемодану. Даша несла третий, самый лёгкий, чемодан, Инночка — дорожную сумку.
Они пришли на место за двадцать минут до назначенного времени, но там уже стояли две семьи, постепенно подтянулись и остальные. Набралось человек около двадцати. Большой автобус опоздал минут на пять, все долго грузились, затаскивая чемоданы и баулы и помогая бабушкам и дедушкам подняться по высоким ступенькам. Разгружались в аэропорту тоже не быстро, тем не менее пришлось довольно долго ждать посадки на самолёт. Когда взлетали, было уже светло. Усевшись в кресло, Борис почувствовал, как он устал от суматохи последних дней и от бессонной ночи, и подумал, что теперь-то он моментально уснёт.
Однако сон не шёл, Борис вспоминал, как, тоже ранним утром, после бессонной ночи, они улетали из СССР. Вспомнилось, как Австрия поразила их изобилием продуктов и товаров. А приехав в Италию в феврале, они были изумлены тёплой погодой. В Aвстрии по российским меркам тоже было не слишком холодно, но там нужно было демисезонное пальто, а в Ладисполи можно с утра было ходить в пиджаке или лёгкой курточке, а в середине дня — в одной рубашке. И ласковое Тирренское море, в котором в марте уже вовсю купались…
Потом Борису вспомнился день, когда он ездил на Американо и привёз крылья с Круглого рынка.
— С Таней даже не попрощался, — подумал он, и тут, наконец, его сморил сон.
В аэропорту Кеннеди к Борису подошёл невысокий, крепкий брюнет — таможенник.
— Водка? Коньяк? — поинтересовался он.
Борис отрицательно покачал головой. Спиртного у него не было. Но друзья, улетавшие неделю назад, оставили десяток баночек очень вкусных консервов — паштета из гусиной печени. Вчера обнаружилось, что пять баночек ещё не съедены, и Даша настояла взять их с собой, хотя известно было, что из еды разрешены для ввоза в США только рыбные консервы.
— А какие у вас с собой продукты, — как будто подслушав его мысли, спросил по-английски таможенник.
— Четыре банки рыбных консервов, — спокойно ответил Борис.
— Папа, а как по-английски паштет? — вдруг спросила Инна.
— Заткнись, — ласковым голосом, широко улыбаясь, ответил Борис.
— О чём она говорит, — прожигая Бориса взглядом, спросил таможенник.
— О консервированных сардинах, — как можно безразличнее ответил Борис.
Таможенник продолжал смотреть Борису в глаза немигающим взглядом.
— Сейчас, наверное, прикажет открыть чемоданы и начнёт всё перетряхивать, — подумал Борис. Но таможенник, кивнув, отошёл.
— Ты что, с ума сошла?! — набросилась на дочку Даша. — Хочешь, чтобы нам устроили обыск, да ещё и паштет отобрали?
— Ну-ка, тихо! — шикнул Борис. — Он ведь и оглянуться может, — добавил он, видя округлившиеся глаза Даши.
Этот аргумент подействовал. Даша, открывшая рот для очередной тирады, уже в адрес мужа, закрыла его, не сказав ни слова.
Когда Даша отвернулась, заговорив с женщиной, с которой познакомилась во время полёта, Инна прижалась к отцу.
— Не лезь поперёд батьки в пекло, — ласково шепнул он. Инна кивнула с благодарно-извиняющимся видом.
Продолжение следует