Папа умер в 1955 году, в марте.
Март в Брянске ещё не весна, но уже и не зима…
На моих пятилетних ножках великоватые мне валенки с галошами делают так: хлюп, хлюп, хлюп…
Я так же хлюпаю носом и высмаркиваюсь в подол маминой юбки.
Мамина сестра, которая приехала на похороны, недовольна моим поведением.
Ну что же, я её поведением тоже не очень-то довольна.
Она шушукается с моей мамой обо мне.
Подслушиваю, подглядываю за ними, как кот Васька, но не мурлыкаю, а тихонько плачу.
Я должна ехать с моей тётей в Одессу, где уже вовсю «шпрыцает» весна, где есть море — Черное море называется.
Мне очень грустно, спросите кота Ваську, он очень наблюдательный.
Я его спрашиваю: «Вась, а Вась, как мне быть, как жить дальше?
Ехать или не ехать в Одессу?»
Мне кажется, ему хочется туда где шпрыцает вовсю весна.
— О, мяу… О, Одесcа… О, весна!
— Где ты, Анечка, — слышу тётин голос.- Вот упрямая девчонка, вся в маму…
Я притаились за печкой, сижу в обнимку с кочергой и стараюсь не хлюпать носом.
Моя любимая игра в прятки, но сейчас я не играю…
Не поеду, и всё тут, пусть все меня уговаривают: мама, сёстры, кот Васька…
Билеты уже куплены на поезд «Москва-Одесса».
Чемоданы собраны, они лёгкие, даже я могу их поднять.
Мамина сестра навезла из Одессы всякой всячины в набитых битком чемоданах, так что будем ехать в Одессу налегке.
Тетин муж берёт меня на руки, чмокает в щёку.
Не хочу, не хочу…
Хочу, чтобы папа чмокнул меня и на карачках пополз со мной по дому…
Но он больше не будет этого делать, он умер.
В доме переполох, все ищут мои валенки.
Да-да, я их спрятала в поддувало, пусть ищут теперь!
Тётя не верит мне, когда я говорю, что не видела валенки.
— Врушка, маленькая врушка!- шепотом, чтобы мама не услышала, укоряет меня тётя.
— Ничего страшного, — наконец говорит тётин муж, — я понесу Анечку на руках, а в Одессе мы купим ей ботиночки.