Шла вторая неделя карантина. Кира вышла на улицу с собакой. Вокруг валялись окурки. Кира поморщилась, прошла дальше от дома, села на скамью, где окурков было поменьше. «Вся эта грязь…», — вдруг подумала она.
Телефон булькнул сообщением. Как поплавок на поверхность экрана вынырнуло уведомление: «Звонить?». «Да», — поспешно, по привычке, ответила она, хотя мужа рядом не было.
— Как ты там, милая? — услышала Кира низкий бархатный тембр, от которого у неё по спине бежали приятные мурашки.
— Сижу, — ответила Кира. — С ума схожу, — призналась она после некоторой паузы.
— Всё ведь скоро закончится, и мы снова будем вместе?
— Я… Я не знаю, как так можно, — запнулась Кира о свои слова и мысли.
— Мы справимся. Всё закончится, и мы снова будем вместе, — уже как утверждение повторил он.
— Если бы мы были хоть немного смелее, мы бы уже были вместе.
— Ты же знаешь, иногда нужна осторожность, — уговаривал голос и Киру, и себя. — Как с карантином, — попробовал пошутить он.
— В карантин прячешься от смерти, а мы бежим от жизни. Жизнь — там, где ты. Я не могу уходить в самоизоляцию от тебя всякий раз, когда вирус нашей любви может выйти наружу.
— Разве можно любовь называть вирусом? — с нарочитым осуждением начал голос, но дрогнул в конце фразы. Он понимал, что Кира не шутила.
— Если мы не встретимся больше, я не хочу, чтобы ты жалел о том, что было, — вдруг поменяла тему Кира.
— Отчего же? Разве что ты сама не захочешь, — голос ужалил Киру напускным равнодушием.
— У мужа пневмония. Час назад увезли в больницу. Я дома, скоро приедут делать тест.
— Кира…
— Не говори ничего. Мне и так паршиво.
— Я приеду.
— Не стоит. Заразишься.
— Я сам влез в эту лодку третьим. Затонет — всем на дно.