Тетради, вирши, чернила, забытый кем-то монокль
Лежали в ряд на столе,
Поодаль автор сидел.
Зеницы влагой соленой от напряженья намокли.
И в голове на сто лет
Хватило б ярких идей.
Тех, что никто не воспри’нял; тех, что красивы до боли.
Любой из нас человек
Стихами б был покорён.
Но вождь народа поэтом таким ничуть не доволен
И обвинил в баловстве:
«Живи, как все, дикарём!».
Он посвящал их любимой, крестьянам или природе.
Но публикацию в свет
Ему навек запретили.
Ах, если б знал тот правитель, на что поэт был пригоден,
Он все уставы бы сверг,
Не нарушая идиллий.
На днях указ царский вышел. Его никто не оспорит.
И остаётся писать
Лишь для себя самого.
Не убежать никуда от всех правдивых историй:
Их остриё — как тесак,
А рёв души — громовой.
…Без слов, в один миг предсмертный он понимает, что близок
Как никогда к дней концу,
Что новых сил больше нет.
Он умирает достойно, приняв судьбы личный вызов…
Слеза стекла по лицу.
Один в ночной тишине…
Его творения будут кому-то радовать душу.
Но неизвестен поэт,
И нет названий стихов.
Цитаты даже злым людям сознанье бурно разрушат,
А смысл истинный вслед
Дойдёт: поэт — неплохой…
То, что не находит понимания в настоящее время, может стать литературным шедевром для большинства спустя десятки лет.