`
Лиза стояла в пробке и нервничала: не любила опаздывать. В ЗАГСе по месту жительства ей нужно быть к 12. Они договорились с покаещёмужем, что вместе заберут свидетельство о разводе и вместе отпразднуют свободу.

Последнее совместное дело. Финальное «вместе». Теперь «вместе» каждого из них будет принадлежать какому-то другому человеку, или никому, но никогда уже — друг другу.

На МКАДе в дождь случается настоящий Шанхай. Все бестолково суетятся и подрезают друг друга, мотоциклы возникают внезапно и нервно шныряют между машин. Лиза досадливо высматривала перспективы движения в плотно-стоящем месиве машин и понимала: никаких.

Муж скажет: «Ты опоздала, потому что у тебя не было цели приехать вовремя». Раньше она стала бы доказывать, что пробки не предсказуемы, что нельзя взять под контроль все внешние факторы, что она — не Ванга, чтобы предвидеть все форс-мажоры. А сегодня она скажет в ответ: «Ты прав».

Потому что он — прав. Хотела бы пунктуальности — выехала бы за два часа. Или поехала бы на метро. Но она хотела комфорта, нетронутого погодой макияжа и туфель на шпильке, и чтобы он, покаещёмуж, увидел её красиво выходящей из машины, уверенной, сильной женщиной. Сценка называлась: «Смотри как я расцвела, когда ты исчез из моей жизни!». И всего этого она хотела больше, чем не опоздать. И вот результат.

Теперь муж не заметит шпильки и новую полупрозрачную юбку, заметит лишь опоздание, и встретит её насупленным. Потому что он — человек настроения. И потому что опоздание — это неуважение. А он этого терпеть не может. Говорит, что опаздывая, мы как бы даем ждущему повод весь период ожидания думать о нас плохо…

Муж учил ее многим интересным вещам, в том числе деловому этикету.

Лиза поморщилась: ей не хотелось думать о бывшем хорошо. Потому что зачем тогда разводиться? Чтобы жалеть о содеянном? Не хватало еще расплакаться там, в ЗАГСе…

Ей хотелось компромата на него, чтобы развод был оправдан и логичен, и выглядел освобождением от гнёта чужого характера. Она полистала воспоминания.

Да вот, долго искать не надо. Муж ей изменил. Незапланированно, от злости, после изнуряющей ссоры. Это был порыв, внезапная месть. Сам себе удивился. Подумал: «Ну я даю!»

На утро проснулся с тяжелым похмельем, настоянном на чувстве вины.

Голова прошла к вечеру, а душа — нет. Ныла, саднила, царапала изнутри. Совесть корчилась, сводила лицо судорогой раскаянья, лишала аппетита.

Вина давила на плечи неподъёмной тяжестью, заставляла опускать голову. Он неделю проходил сгорбившись, глядя под ноги. Через неделю рассказал всё Лизе.

Не справился, не вывез. Делегировал часть тяжести жене. Она же обещала «и в горе». Ну вот, горе.

Лизе стало противно. Не из-за измены, а из-за мужского эгоизма. Ну накосячил, так и тащи сам. Зачем ей эти подробности? Что? Где? Когда? Как? С кем…

Лиза сама задавала вопросы: любопытство было сильнее брезгливости. Муж лаконично отвечал. Без подробностей, но откровенно.

Муж впоследствии предпочитал называть этот разговор честностью, Лиза — слабостью.

Муж был, точнее, хотел быть, в собственных глазах рафинированно хорошим, и даже измену свою хотел отбелить неизбежностью и нивелировать безысходностью. Мол, ему было так плохо, что…

Получалось, что он из виноватых превращался как бы в жертву ситуации, и вместо наказания заслуживал сочувствия.

В общем, Лиза простила мужу измену. Это было непросто. Пришлось разделить вину за этот поступок, признать, что сама она тоже поспособствовала этой ситуации. Не буквально, конечно. Просто трепала нервы. Провоцировала. Обижалась. Не доверяла. Охотилась за его телефоном. Да много чего…

Свекровь сказала: «Недодала». В смысле, чего-то не хватило мужу в браке и он пошел кусочничать, добирать на стороне. Лизе хотелось язвить в ответ. Муж тоже не оправдал ее ожиданий, тоже «недодал», но она же не ринулась во все тяжкие. С другой стороны: а кто ей мешал? Ну, ринулась бы. Ну, согрешила. Была бы с грязной совестью, но отомщенной. Но она выбрала чистую совесть, так кого ж теперь винить?

Лиза простила. Ну то есть приготовилась прощать. Как бы упаковала обиду в мусорный пакет и поставила к двери. Надо будет выкинуть.

Днём было проще. Дни заполнены событиями, общением, городом, работой. Сложнее — ночами. Город засыпает — просыпается мафия. Мафия ревности.

Лиза лежала на кровати и смотрела в потолок. Старалась ни о чем не думать, но фантазия упрямо рисовала картину, как муж обнимает другую и его ладонь купается в ее волосах. Женские волосы для него — эрогенная зона, уж кому как не Лизе об этом знать.

Теперь об этом осведомлена и та, другая. Утешительница чужих мужей.

Это было больно и противно. В мыслях муж даже после расставания не давал ей прохода.

Лиза злилась и не могла уснуть. Говорила себе: «Тебе спать осталось три часа!», и от этого злилась ещё больше, и заснуть становилось ещё сложней.

Лиза гнала от себя эти мысли, концентрировалась на рабочих процессах. Например, составляла план на будущий день. Но муж со своей новой пассией вклинивался в будущий день, входил в Лизин кабинет, укладывал любовницу прямо на Лизин рабочий стол, потом брал за волосы и…

Лизе казалось, что она сходит с ума: она накрывалась подушкой и кричала. Подушка глушила звук, превращала его в мычание. Приходило кратковременное облегчение.

Лиза знала, что надо делать. Надо простить и отпустить.

Прощать — легко. Нужно просто взять — щелкнуть пальцами — и простить. Сложно ЗАХОТЕТЬ прощать. Совершить комплексную уборку в душе, навести внутри порядок, поселить гармонию, выкинуть хлам обидок.

«Зачем тебе это? — недоумевает внутренний голос. — Это как открывать новый счет в банке-банкроте. Ты уже потерял в нём кучу денег, но пережив потерю, готов повторить и несешь новый вклад. Ты идиот? Ах, нет? Ты просто умеешь прощать…»

Лиза узнала: прощение не приносит обещанного облегчения. Наоборот. Ты еще долго скучаешь по тяжести греха гордыни, и освобожденная душа ноет, томясь пустошью освобождения.

Однажды Лиза захотела перемен и выкинула старую мебель, купленную еще бабушкой еще в период советского острого дефицита, когда номера писали в очереди на руке. Комната без мебели воспряла, вздохнула полной площадью. Лиза долго ходила по просторной комнате, тяготясь новым пространством, и не испытывала обещанного вдохновения новыми объемами. Что здесь теперь, марафоны бегать?

Так и душа после прощения: освобожденная от обид, она никак не желала заполняться чистотой помыслов и благодатью, а сиротливо пустовала, продуваемая всеми ветрами тоски и неприкаянности…

Бывший муж оказался неплохим человеком. Но выяснилось это после того, как они разошлись. Во время брака казалось иначе. Они изнурительно ссорились, и после каждой ссоры со всей очевидностью становилось понятно, что их пара — это случайность.

Их брак был внезапен и скоротечен, как авария на дороге. Спутали педали. Скоростная страсть не имела ничего общего с «пока смерть не разлучит нас», она и не предполагала «и в горе, и в радости». Только в радости.

Жить вместе — это тоже радость. Но только на первый взгляд.

Секс стал доступным, и это снизило остроту ощущений. Сладок только запретный плод, а когда всё доступно — протяни руку и срывай, то уже и не надо. Не очень-то и хотелось.

Семейная жизнь вместе с телами обнажила души. Души были капризные и не умели искать компромиссы.

Шквалистый ветер бытовых проблем в первую же неделю совместного проживания выявил неспособность их соломенного домика противостоять стихии.

Страсть сменилась непроходимым буреломом ссор. Выпутавшись из одной они немедленно впечатывались в другую и у обоих создавалось ощущение тупика: бурелом не сулил просветов, становился лишь еще темнее и запутаннее.

Кроме того, ссоры, где каждый тыкает другому «а на себя посмотри!» — самые бесперспективные. Партнёра надо стараться услышать, вникнуть в суть его претензий, а не закидывать в ответ снежками своими недовольств. Ну, будете стоять оба, уделанные чужим холодным разочарованием с ног до головы, и что? Слушать надо, слышать…

Отсутствие мужа существенно ухудшило качество жизни Лизы: все ломалось, выходило из строя, прорывало, подтекало…

Долгожданная намечтанная свобода пахла канализацией и оплавленной пластмассой перегоревшего фена.

Но признаваться в этом мужу — это всё равно что написать расписку о полном отсутствии гордости.

Лиза жаждала возмездия. Случайной неслучайной встречи, где она необыкновенно хороша, а он растерян, угрюм и неухожен. И где бессмысленны «Привет! Как дела?» И так понятно, как у кого дела…

Лиза жила без мужа, но хранила ему верность. Это глупо, но ей так хотелось. Точнее ей не хотелось никого другого, и получалось, что она не запятнана чужими руками и хранит верность прошлому.

Лиза где-то читала про эксперимент с рыбками. Они плавали в метровом аквариуме, а потом его посередине перегородили прозрачной стеклянной ширмой. Рыбки плыли по привычному маршруту и вдруг натыкались на невидимое препятствие, врезались в него, больно ударялись головой. Спустя сутки они бросили попытки заплыть на вторую сторону аквариума, освоились на правой половине.

А ширму спустя неделю убрали. Но рыбки об этом так и не узнали. Они продолжали плавать на полуметровом пространстве метрового аквариума, потому что прошлый опыт был для них ценнее новых впечатлений.

Лиза была похожа на такую рыбку. Образно говоря, прошлый опыт нашептывал ей гадости про мужчин, про брак, и она не хотела пробовать новые отношения и больно биться носом о невидимые ширмы чужих недостатков.

Лиза припарковалась вплотную к бордюру и торопливо выпрыгнула из машины. Муж сидел на банкетке рядом с какой-то женщиной. Лизе стало неприятно (еще одна утешительница?), но потом она поняла, что женщина — незнакомая, просто сидит рядом и ждет своей очереди.

— Ты опоздала, — сказал муж с лёгким укором.

— На 20 минут. Прости. Я не правильно расставила приоритеты.

— И что же оказалось важнее пунктуальности?

— Мой безупречный внешний вид, — Лиза кокетничала.

— Твой внешний вид — безупречен, — улыбнулся муж. — Спасибо за каблуки…

Лизе стало приятно, что он заметил шпильки: она любила балетки, но знала, что муж хочет смотреть на красивое, а не на удобное.

Спустя 20 минут они вышли из ЗАГСа официально разведенными людьми. Бывший муж и бывшая жена. Уже не одна сатана.

Лизе почему-то было весело. Но этот нервный смех был защитной реакцией на стресс. Уженемуж выглядел растерянным, и был похож на студента-первокурсника на первом собрании вуза.

На крыльце выяснилось, что дождь припустил еще сильнее, и они вынужденно прижались друг к другу, прячась под одним зонтом. Это было неловко. Чужие люди так не интимничают.

— Ну что, девушка, вы теперь свободны, и вероятно принимаете приглашения на свидания? — спросил бывший муж, чуть отстранясь.

— Охотно.

— Ну пойдем, посидим где-нибудь, отпразднуем что ли. Есть время?

— Конечно. Мы же договаривались. А ты сейчас меня приглашаешь, как кто, как бывший муж или новый ухажёр?.

— А чёрт его знает, Лиза…

Раньше были популярны духи, назывались «А вдруг…»

Так вот рыбка подумала: «А вдруг?..» и рискнула заплыть на другую сторону аквариума…