Потом приходит ноябрь… Приводит с собой туманы и заоконную утреннюю стылость. Мирным уютом отражается абажур в стекле, подсвечивая зябкую неприглядность — туда не хочется. Не хочется вынимать себя из мягкой пижамности, вытягивать из сладкой кофейности и собранных за ночь тепла и домашности, чтобы запечатав все глубоко, затянутым и закутанным, прорезать сизый холод.
Мерзнешь на темных еще автобусных остановках, и думаешь — скорее бы в тепло, свет, в запахи кофе и дома … Плотнее кутаешься в шарф, разглядываешь нахохленных птиц на мокрых проводах, — осень, осень…
А позже глядишь — день просветлел, словно очистился, омылся. Почерневшие деревья обнажили все свои несовершенства, и теперь перечерчивают небо корявым зигзагом ветвей — и в этом видится какой-то знак доверия — вот мы такие, какие есть — принимайте или нет. Смотришь на них, и становится чего-то жаль — ушедшего или так и не пришедшего, заблудившегося на полпути.
И в конце осени души неизменно что-то касается. И становится щемяще — грустно и сладко одновременно. Она как полные ведра — несешь теперь тихо и бережно. И уже вспоминаются бабушкины сказки — как всегда, в ноябре. И еще — колыбельные. Их слышишь — в порывах холодного ветра, в мерном гуле закипающего чайника, мурчании твоего кота, умиротворенно мнущего плед… И так тянет побыть с Ноябрем, попить вместе чаю на кухне, и чтобы он выслушал и утешил. Говорить о разном, накопившемся, наболевшем, о том что было много несуразностей и спешки, а хочется покоя и света. А еще понять и принять, и отпустить, чему пришло время, ждать зимы, её белизны, первого снежного хруста под ногами… просто ждать… Ноябрь будет смотреть мудрыми глазами и тихо кивать, так что потянет благодарно уткнуться в его плечо и затихнуть, может даже всплакнуть… А потом тихо уснуть, под мурлыканье кота, мерное тиканье бабушкиных настенных часов, и все живущие в тебе колыбельные…