Моя малышка, моё безумие, моя прерывистая строка. Мы были пылью, а после умерли, взгляни — рассеялись в облаках, такие тонкие, снежно-белые, как будто бабочки чьих-то душ. Мы плыли рыбами, пели стрелами. «Ты скоро, мам?» «Я уже иду». Мы были ландышами и землями, нас кто-то радовал и топтал, нас было четверо, было семеро, мы в одиночку и мы толпа, нас было двое, делили намертво конфеты, книги и чудеса. Теперь — взгляни — разлетелись, замерли, скользнули лентой по волосам. Мы жили в снах, мы дроби…
… показать весь текст …

Богу грустно. Он хочет счастливого Рождества,
Чтобы в марте — декабрь. Чтоб снег, учащён, как пульс,
Чтобы не было страшно заглядывать под кровать
Тем, кто даже в пятнадцать на тьму говорит «боюсь».

Он, ребёнок, старик, просыпается по ночам
Ощущать тишину, заблудившуюся меж звёзд,
И в такие моменты он учит людей молчать,
Отводя им за уши колечки тугих волос.

Он поёт иногда что-то — тихо, не разберёшь,
И сто тысяч воюющих прячут в траву мечи,
Ковыряя мороженку ложкой, роняет дождь,
Капли плещут в асфальт, как потерянные ключи.
… показать весь текст …

Я застёгиваюсь под горло, и тогда утихает страх.
Я сама себе дочь и мама, подруга и медсестра.
Опускаю железный занавес, отпускаюсь на перекур,
Пытаюсь нырнуть обратно — и застываю на берегу.

Мой корявый автопортрет удваивает лицо.
Я становлюсь социально приемлемой: улыбчивым продавцом,
Охрененной девчонкой в платье, бессильным куском добра,
Многорукой индийской матерью, удерживающей брак.

Осторожное «ты в порядке?» табуированно, как секс.
Я молчу, что внутри толкается маловодный горячий текст…
… показать весь текст …