У Бригитты в ушах — «Раммштайн» и Гребенщиков,
Под ногами — солёный химический порошок.
Дети Дану в кабинах небесных грузовиков
Соскребают с поверхности зиму Большим Ковшом.

У Бригитты в чехле — электронная книга рун.
Атрибуты языческих предков прогресс слизал,
Когда в тёплых руках у неё зацветает прут,
Снова хочется петь о весне и идти в леса.

Это праздник теченья овечьего молока,
Это свет и младенцы, зачатые на Белтайн.
Солнце плавает в первых проталинах и в зрачках
У адептов живого соломенного креста.

У Бригитты в ушах — чириканье и свирель.
Паб, зеленые двери, с двенадцати до шести.
Она Патрика встретит и выпьет вишневый эль,
Даже в кои-то веки не надо самой платить,

Потому что из воздуха золото как пыльца,
Потому что Суини — он тот еще жук и сноб.
Три огня — для влюбленного, барда и кузнеца,
И охапки душистого сена для их зазноб,

Чтобы новые люди, не запертые в холмах,
Пережили холодные ветры и Дикий гон.
Веселы и легки (ну, подумаешь, ну, зима),
И они никогда не считали её врагом.

Для мечты, для надежд, для цветов в разнотравье волн
Пограничники-сиды несут в рюкзаках весну.
А потом им в окно надышит февраль Имболк
И пришедший с дольменов туман позовёт ко сну.

Они будут сидеть, пока к ним не придёт рассвет,
Тряпкой крошки смахнёт со стола и возьмёт на чай.
«А сегодня ведь первое? — Первое. Разве нет?»
«Над Ирландией снег». У Бригитты в ушах — печаль.