Валялись тут с Аликой, обсуждали моё суровое детство, лишенное гаджетов.
Как же дети жили в CCCР без квестов, например, не могла она понять. Что это вообще за жизнь?
И я рассказываю как.
Приезжаешь летом на каникулы на дачу. Друзей нет, только бараны пасутся. Скукота. Выходишь за ворота босиком. Идешь по траве. Пальцами ног дергаешь её. А потом резко гравий, местами большие камни. Начинаешь скакать по камням, иногда вляпаешься в коровью лепешку. Ногу об ногу потрешь и сойдёт. Чистая. Возвращаться за сандалиями нельзя. Проиграешь! Нужно добраться до речки. Если камней нет, по гравию, царапая ноги.
А потом начинается пыльная дорога, ногам тепло, мягко. Вдоль берега до проезжей части тянется эта пыльная тропа. В воздухе запах воды и навоза. А на другом берегу речки повозка с ослом, везет бутылки пустые, дребезжит страшно. Нужно её обогнать и первой добежать до поворота. И ты бежишь, пятки бьют в землю, пыль поднимается, жарко. И все время оглядываешься, где там повозка, отстала? Прибегаешь первая, и долго не можешь отдышаться, согнулась, руками в коленки упираешься. Лицо вспотело, пыль налипла, ноги по колено серые. Муха гудит у самого уха. А дальше асфальт. К обеду под солнцем разогрелся, как сковорода. И как быть? Возвращаться нипочем нельзя.
Думаешь, добегу до забора, там деревяшки свалены, а после еще что-то придумаю. И как разгоняешься, аж врезаешься в забор. Стопы горят. Запрыгиваешь на него, ноги щипят больно, забор скособочился весь. Мимо проезжают жигули, москвичи, волги. Воображаешь, что это истребители вражеские. Под смертью буквально ходишь. Перебираешься с забора на небольшую кочку с сухой травой, переживаешь, как бы оса не вылетела и не ужалила. Быстро хватаешь дощечку, швыряешь под ноги и следишь, не полезет ли кто ядовитый. И не торчит ли гвоздь ржавый. Потом другую бросаешь чуть дальше, вперед. И так идешь по дощечкам, с одной на другую перебралась, подбираешь и дальше забрасываешь.
Тут вспоминаешь, что скоро бабуля позовет обедать, а ты далеко, откликнешься, не услышат. Ох и влетит мне тогда! Нужно торопиться. Начинаешь суетиться. Оцениваешь расстояние и не хочешь больше так корячиться, лезешь через забор, схватишь занозу непременно, и как бы не старалась спрыгнуть на мягкую грядку, приземлишься в колючку, расцарапаешься вся. А вдруг хозяева увидят, а во дворе где-то дремлет собака сторожевая, услышит и побежит на тебя? Сердце колотится, спешишь, ноги бьются об колышки, цепляются за подвязанные к ним помидоры. По пути успеваешь сорвать самый спелый. Дергаешь и вырываешь вместе с ним пол куста. Ужасаешься — что я наделала? Не дай бог хозяйка. Уж лучше собака. В панике выбегаешь на другой огород, за ним еще один, и кажется, что они не закончатся никогда и все пропало. А потом мимо курятника, всполошив кур и на пустырь. Со злостью ешь помидор. Горячий, сладкий, соком забрызгаешься. Через пустырь идешь вразвалочку, жуешь. Уже и дача видна, почти дошла и вовсе не устала. И только зайдешь во двор, бабуля позовет: «Алла, иди обедать! Руки мой!». Потом смотрит на тебя сверху вниз, и добавляет: «и ноги!»
Поглядела на Алику, лежит, слушает и не верит.
— А если бы собака?
Была у соседей собака, она всегда сидела на привязи. Злая, вся в колтунах. Рвалась с цепи, хрипела, пасть, как у акулы. Она лаяла на меня, а я в ответ на неё. Мне нравилось её доводить. Всем детям нравилось. Но обычно во дворах были мелкие и шумные дворняжки. Они преследовали, но не кусали. Чаще мы об них спотыкалась.
— А еще что?
Ещё по крышам лазали, клад искали за гаражами, поджигали газету лупой.
Алика помолчала. Потом говорит — какие-то вы били ненормальные.
А вчера иду домой, в соседнем дворе что-то строят, вырыли яму под фундамент, землю свалили рядом. Большая горка. Просто огромная. И без детей. Не понимаю, как они такие равнодушные, сидят в Майнкрафте, когда тут такая гора земли?
Сами они ненормальные.