Каждое утро просыпаюсь там, где зимой 1941 была расквартирована немецкая мотострелковая часть. Если выйти на улицу и пройти метров триста в сторону шоссе, то в придорожной канаве, недалеко от трансформаторной будки, есть место, где находился пулемётный расчет.
Всех жителей деревни немцы из домов выгнали. Кто не сумел уйти к своим, рыли норы на берегу реки, зимовали в них.
Перед наступлением с одной из местных колоколен гости искали в бинокли Москву. Оставалось рукой подать. При входе в городскую больницу висит табличка в память о расстрелянном главвраче, отказавшемся помогать новым хозяевам.
Весь район, будто шахматная доска фигурами, уставлен памятниками неизвестному солдату. В каждом поселке — мраморные плиты с фамилиями ушедших на фронт. Но у этих фамилий все меньше и меньше живых продолжателей.
Война спит. Под свежим асфальтом, под тяжелой землей, под слоями финской краски, которой мемориалы подновляют рабочие-таджики. Война обветрилась и выцвела, покрылась лесом и дерном, проросла цветами. Над войной поют птицы. По спящей войне бегают дети.
Требуется усилие воли, чтобы услышать над этим свист мины и грохот артиллерийской канонады, чужую, грассирующую речь, лязг гусениц.
С каждым прожитым годом — всё большее усилие.
Всё выше лес, всё громче и настойчивее тишина.
Пять-десять лет и о войне будут знать в пересказе тех, кто слышал пересказ тех, кто ещё застал очевидцев. Солженицын и младший Бондарчук дополнят картину.
Война спит. Ей, в сущности, всё равно, за что здесь сражались и за что погибали. Еще два поколения и кто вообще ответит — а стоило сражаться, стоило погибать?
Фашисты хотели свергнуть советскую власть? Советской власти давно нет.
Фашисты хотели уничтожить колхозы? Колхозы давно уничтожены.
Фашисты хотели разделить людей на рабов и господ? Так мы давно привыкли и к рабам, и к господам.
Фашисты хотели отнять у народа школы и больницы? У народа нет больше школ и больниц.
Фашисты обещали вернуть людям религию, а религии — собственность? Вон при местном соборе висит «икона» с изображением вел.кн. Владимира Кирилловича, благословившего в 1941 «крестовый поход против большевизма».
Фашисты собирались гнать рабочую силу на Запад? На Запад сбежали миллионы.
За что же сражались эти герои новой античности, эти фигуры с облупившихся фресок и треснувших барельефов, эти странные советские люди? Почему они называли свою армию рабоче-крестьянской и почему сегодня Победу громче других отмечают те, кого в годы войны, скорее всего, просто не взяли бы в Красную Армию?
.
Война спит. У войны много времени. Войне всё равно, как и кому возложила цветы Т. Голикова, как прошел парад и праздничные гуляния. Она терпеливо дожидается момента, когда разойдется по швам черная земля, лопнут корни и в глаза оторопевшим, потерявшим память потомкам снова посмотрит ненасытная чёрная пасть.