Пугливо прячешься, опасливо кутаясь в привычку…
Дай себе почувствовать, как жизнь струится сквозь тебя.

Сколько не дрессируй внутреннего зверя, сколько не корми, не причёсывай, не обвязывай бантиками и не ряди в рюши, он всё равно останется голодной, грязной, скотской животиной, норовящей при первом удобном случае сломать клетку, сорваться с цепи и потрошить всех налево-направо. Особенно эта двуличная тварь опасна, когда прикидывается милым, ласково урчащим пушистиком. Тут уж добра не жди. Вотрётся получше в доверие и располосует на ленточки, когда меньше всего ждёшь. Как ни в чём не бывало отряхнётся, вылижет язычком окровавленную морду, а ленточку самодовольно прицепит на хвост…
Поэтому — быть начеку. Клетку покрепче, цепи потолще, кормить получше.
Глядишь, и обойдётся.

Оказывается, я люблю листья. Опавшие листья. Мне нравится наблюдать за происходящим с ними метаморфозами. Вот они всё ещё прекрасны, почти не отличаются от тех себя, какими покинули давшее им жизнь дерево… Затем понемногу они начинают увядать — сохнут, краешки закручиваются, появляются бурые пятна… Дождь, позволявший им поначалу оставаться свежими, доводит дело разложения до апогея. Плотный, пленительно шуршащий, разлетающийся под ногами ковёр превращается в прелую, подгнивающую, бесформенную массу. Жизнь продолжается, но уже не в ней, а на ней.
В эти листья я с разбегу упёрлась во время привычной утренней предрабочей гонки. Не смогла пройти мимо. Это сочетание зелёной травы и до сих пор невероятно красивых листьев, одетых в невесомую, серебристо мерцающую паутинку инея… Какое-то наваждение… Это видение бередит мне душу, острой болью красоты входя в сердце, смешно щекоча в носу…
Ускользающее, вроде бы мёртвое, а слишком живое…