Когда сын пошёл в первый класс, я совершила не свойственный мне дикий поступок. А именно — срочно решила окультурить ребёнка! Потому что на протяжении нескольких лет, после памятной надписи «ЖОПА» на задней стенке деревянного домика у меня были и повод, и причина для рефлексии.

Рефлексировала я, а в музыкалку попал мой бедный ребёнок. И даже не сопротивлялся, потому что я в красках расписала ему великое будущее гениальных пианистов. Но пианиста без пианино из ребёнка делать отказались. Синтезатор их не устроил.

И, к сожалению, у него оказался абсолютный слух. Знаете, куда отправляют таких несчастных?! На скрипку!

Мне стало плохо, когда я представила регулярные репетиции у себя дома. А цены на более или менее приличную скрипку вы знаете?! Поэтому, пока преподаватели хищно потирали руки в предвкушении очередной скрипичной жертвы, я заявила, что ребёнку срочно нужно в туалет и самым позорным образом сбежала вместе с ним!

Прослушивание было в мае. 1 сентября я старательно забыла о начале музыкального учебного года, а 5-го выдохнула: всё, все сроки вышли, мы опоздали, ура.

А 10-го мне позвонили.

— Где же ваш замечательный мальчик с абсолютным слухом? — ласково пропела завуч (а это была она — решительная дама, посвятившая жизнь искусству), — …Передумали заниматься МУЗЫКОЙ?! -- Вы понимаете, ЧТО говорите?! Вы лишаете своего сына БУДУЩЕГО!

Да ладно! Серьёзно?! Короче… ребята, если за вас взялась завуч из музыкалки, вам хана.

Отбоярилась от скрипки — и то хлеб. Но… Оказалось, решительная дама ведёт класс аккордеона. Она мертвой хваткой впилась в «перспективного мальчика» и даже выбила нам аккордеон в аренду от школы. «Редкая удача», — с завистью сказали мне другие родители. Причём это касалось как аренды, так и попадания в класс завуча, куда, оказывается, народ рвался всеми силами. Я кисло улыбалась и кивала.

Моя мама была счастлива: она видела внука вторым Дрангой, которого обожает. Была счастлива моя свекровь: она не обожает Дрангу, но она — музыкальный работник, и у неё как раз совершенно случайно завалялся аккордеон, который некому было спихнуть, а теперь есть кому. Был дико «счастлив» мой муж, который в своё время отбарабанил на аккордеоне «пять грёбаных лет!» (цитата), и теперь сказал, что «делать тебе нечего, что ли, какой аккордеон?!» (цитата). Но было поздно.

Но особенно счастливы оказались Зёма со Стёпой.

Вместе с музыкалкой началось сольфеджио (я знаю, все музыканты его обожают!). А сольфеджио — это гаммы. И когда сын с десятого пинка садился их играть, в комнате незамедлительно материализовывались коты.

Зёма возникал на пороге комнаты, вытаращив глазищи, и превращался в соляной столп. Все сорок минут (больше не выдерживали мои нервы, хотя завуч требовала полуторачасовых занятий, как минимум) Зёма сидел на пороге неподвижно и гипнотизировал аккордеон.

Я уверена, что главной целью Зёмы было замолчать инструмент. Аккордеон оказался твёрдым орешком и не поддавался. Сам Зёма отдавался медитации полностью и не реагировал ни на обращения, ни на прямые раздражители: о кота спотыкались все входящие в комнату.

— Зёма, блин!
— Зёма, — шёпотом говорила я, — у тебя глаза не пересохнут? Ты хоть моргни!
Ноль эмоций.

— Зёма! — повышала я голос, — кушать хочешь?
Чхать хотел он и на меня, и на кушать, и вообще… Странная реакция на аккордеон напрочь лишала Зёму аппетита.

А Стёпа?! — спросите вы. А Стёпа — пел.

В самом прямом смысле. Стоило завыть аккордеону — простите, но то, что выдавал на-гора мой талантливый мальчик с абсолютным слухом, напоминало музыку только отдалённо — так вот, стоило завыть аккордеону, как следом включался Стёпа. Второголосьем, так сказать. Фальцет Стёпы удивительно гармонично и отвратительно вписывался в вытьё инструмента, порой даже перекрывая его.

— Ну Стё-ё-ё-па-а-а-а! — орал на кота юный музыкант, бросая пилить. — Хватит скулить!

Стоило замолкнуть аккордеону, затыкался и Стёпа. Наступала блаженная тишина. Вся моя душа кричала о том, что, может, хватит на сегодня сольфеджий?! Но вслух произносила педагогично:

— Хватит сидеть, играй давай!
— Да бесит он меня! И сольфеджио ваше бесит!
— О! Меня тоже бесит! — тут я, конечно, вела себя очень непедагогично. — Давай бросишь музыкалку?!
— Не брошу, — буркал ребёнок. — Я хочу нормальные песни играть, а не эту хрень просто!
— Гаммы.
— Гаммы… Хераммы!
— Играй!
— А пусть он заткнётся! — махал сын в сторону Стёпы ногой. Стёпа издалека нюхал ногу и дёргал хвостом.
Ногой, потому что в руках у него был инструмент. И, знаете, он даже не мог его красиво бросить. Вот фото, посмотрите, почему не мог (на фото: лямки аккордеона на спине перевязаны шарфиком — прим. моё).

Да. Я форменным образом привязывала сына к музыке! Да ладно, не пугайтесь так. Просто на арендном инструменте ремни были драные и не держались на ребёнке.

А Стёпа между тем не затыкался. Юлой вился вокруг воющего аккордеона и голосил не замолкая. Выкинутый в соседнюю комнату, Стёпа ложился носом в дверь и выл в щёлочку, периодически сдирая куски обоев или щепки с косяка.

Мнения разделились. Мама была уверена, что Стёпа в восторге от музыки в целом, и от игры её талантливого внука в частности, и поэтому подпевает от полноты чувств, не в силах сдержать переполняющего его восхищения. А обои и косяки драл, видимо, в экстазе.

Муж считал, что Стёпа жалеет ребёнка, вынужденного проводить детство в протирании штанов под гнётом гаммы-хераммы и прочих сольфеджиев. Муж проецировал своё детство, я понимаю, да.

А по моему убеждению, у Стёпы просто болели уши. Он же у нас с тонкой душевной организацией кот. Впрочем, возможно, что и у Зёмы болели, поэтому он впадал в транс и ступор и не реагировал на меня — просто не слышал.
Поэтому Стёпа бегал вокруг и орал:

— Хватит, о господи, да хватит же! Прекрати! Прекрати-и-и-и-и это! Лю-ю-ю-ю-юди, помоги-и-и-и-ите!
Мне даже иногда казалось, что я явственно слышу крики о помощи.

И нет. Из сына не вышел второй Дранга. Не знаю, хорошо или плохо, но с музыкой мы завязали-таки через пару лет — к вящему огорчению завуча, прочившей юному дарованию все высоты музыкального Олимпа. Но мы решили — хватит выть!

Больше всех радовался Стёпа, разумеется.