Не нам ломать традиции, не нами заведенные.
Для нас законом правила, давно приорбретенные.
Мы — люди тихо-скромные и в Новый Год нарядные,
Мы шьем себе укромные костюмы маскарадные,
И, отдав предпочтение звериным одеяниям,
Являемся на праздники во зверском состоянии.
Зверея от шампанского, непринужденно-весело
Мы кружимся под елочкой под звуки детский песенок,
А подкрепясь-подбодрившись, бежим, хвостом играючи,
К какой-нибудь пантерочке, с ней танцевать желаючи.
И, по привычке опьянясь вином и маской-женщиной,
Все называть стараемся ласкательно-уменьшенно.
Потом, немного разомлев от ласки от пантериной,
Бежим скорей к буфетику, чтоб там принять умеренно.
Приняв, становится теплей, и больше ласка трогает —
Фужерчики-стаканчики нам заменяют многое!
Но вдруг, в разгар душевности мы вспоминаем дивную,
Идем искать пантерочку, идем искать родимую.
Через толпу пятнистую и пегую и сивую
Находим перед зеркалом, без маски, некрасивую —
И сразу как-то вспомнивши о суффиксах ласкательных,
Бежим назад прямехонько, внимательно-внимательно,
И пьем на брудершафтики с хвостами незнакомыми,
С солидными, весомыми медведями и гномами.
А после, подвываючи о недостатке в денюжках,
Угрюмо к гардеробщику ползем на четверенюшках,
Блевнувши основательно в ласкательной кондиции,
Бредем домой раздумчиво, опять же по традиции.
И неотвязно вертится в мозгу сыром проржавело:
«В лесу рождались елочки. Срубали их, как правило…»