Взрослые — потерянные дети. Где-нибудь на ярмарке, где громко, ярко и торгуют всем на свете. Где легко запутаться ребёнку, заглядеться на шары с огнями, на веселых клоунов и мимов. Где остаться без защиты мамы страшно и почти невыносимо.
И стоишь, с подтаявшей конфетой, в розовой панамке и сандальках, и во всем разгаре праздник лета, и рябит в твоих глазах, как ярко. И минутой раньше, было классно. Эта яркость только веселила. А теперь она тебе опасна, эта разноцветная могила, эта свалка мусора и хлама, эта вакханалия и ужас. Ты идёшь, и громко плачешь маму, отражаясь в зеркалах и лужах.
Но она, обычно, не приходит. Не стирает сопли из-под носа. С каруселью, мимо едут годы, мимо хороводом жизнь несётся, и давно малы твои сандали, и к конфете поналипли мошки.
Сколько б маму взрослые не звали — их вернуть, обычно, невозможно.
Мамы сами — девочки в панамах, выцветших от времени и ветра. Мамам тоже очень нужно к маме, их когда-то потерявшей где-то.
И на этом вечном карнавале не бывает искренне счастливых. Все свои истёртые сандали прячут в лабутенах и лонгсливах.